Как только я подлетела к нему, руки отца сделали единственную вещь, которую делали всегда — крепко сомкнулись вокруг меня.
И я вдруг уже не чувствовала себя такой напуганной.
Я крепко при крепко обхватила его руками, почувствовав, его родную основательность, и стала еще менее испуганной.
— Гвен, — прошептал он мне в волосы.
Раньше мой отец был горяч. Он был почти так же горяч, как и эти двое мужчин, стоящих у меня на кухне, но я подозревала, что этого «почти» оказалось слишком много, чтобы сделать его моим отцом. Он был крупным, широкоплечим, с темными волосами (сейчас в них было больше седины), карими глазами, подтянутый и крепкий. Он всегда был худощавым, подтянутым и мускулистым, потому что всю жизнь занимался физическим трудом — что-то носил, что-то долбил, что-то таскал, что-то поднимал или что-то пилил.
Особенно, когда он перестал иметь отношение к Broncos. (Двухмоторный наблюдательный самолёт, вооружённый ракетами и крупнокалиберными пулемётами.)
И должна признать, большую часть времени он что-то чинил, причем у меня в доме.
— Я в порядке, пап, просто немного испугалась, — сказала я ему в грудь.
— Дорогая, — ответил папа мне в волосы.
Затем я почувствовала, как он приподнял голову, я подняла на него глаза и увидела, как он смотрит поверх моей головы на Хока и Лоусона. Он отодвинул меня в сторону, положив руку на плечо и к нам тут же подошла Мередит, взяв меня за руку, я сжала ее, и она ответила мне рукопожатием, я посмотрела ей в глаза, она улыбнулась своей маленькой, милой все-будет-хорошо улыбкой.
Потом я услышала, как отец спросил:
— Вы из полиции?
Хотя конкретно он ни к кому не обращался, но его вопрос был направлен Хоку и Лоусону.
— Да, сэр, детектив Митч Лоусон, — ответил Лоусон, шагнув вперед.
Папа отпустил мое плечо, чтобы пожать ему руку, а потом опять обнял меня, сильно прижав к себе, что меня даже тряхнуло, и мы столкнулись друг с другом.
Мда. Казалось, я была не единственной, кто волновался.
— А вы? — спросил папа, не отводя взгляда от Хока.
Я посмотрела на него, Лоусон отступил на шаг назад, при этом старательно делая вид, что ему происходящее совершенно не интересно, хотя глаза смотрели зорко, не пропуская ничего, и он понял, что моя семья ничего не знала о Хоке.
— Хок, — сказал Хок, протянув руку, папа отпустил меня, схватив за руку Хока, который продолжил:
— Парень Гвен.
Я почувствовала и заметила, как тело отца дернулось от удивления, а Мередит прошептала:
— Парень Гвен?
Я ничего не могла ответить, поскольку была слишком занята, пялясь на Хока с открытым ртом.
— Дорогая, у тебя есть мужчина? — спросила Мередит, и я поняла, что вопрос направлен мне, но я была все еще слишком занята, продолжая пялиться на Хока с открытым ртом.
— Хок? — переспросил папа, продолжая рассматривать его.
— Летающие «Черные ястребы», когда я служил в армии, — заявил Хок, впервые выдав мне еще один кусочек информации о себе, кроме той, что он просто великолепен в постели за те полтора года, что я встречалась с ним, и второе, было слишком очевидно, это была его кличка, которую я узнала ранее три минуты назад. («Черные ястребы» — воздушно-десантное подразделение США.)
Но все мое внимание было сосредоточено не на этом. Я была сфокусирована на крошечном слове, которое он произнес, думая, чем это могло для меня обернуться. Если честно, я была в ужасе.
Я окончательно убедилась в этом, когда отец удивленно и восторженно воскликнул:
— Ты военный?
Вот черт!
Папа был военным. Он четыре года отслужил в армии, прежде чем ушел в отставку и стал заниматься строительством. И на маме он женился, потому что был таким же неуправляемым, диким ребенком, как и она. Он записался в армию, где из него выбили все дерьмо, что и изменило всю его жизнь. Но проблема моей мамы осталась той же, она так и не лишилась своего дерьма, пока была женой солдата. Папа бы остался в армии подольше, но служба в армии означала, быть вдалеке от мамы и меня, а папа не мог доверить меня маме, поэтому он ушел в отставку, чтобы меня вырастить.
Но мой отец до сих пор любил армию. Папа накупил футболки камуфляжного цвета с надписью «ARMY» на груди и носил их постоянно. И папа мгновенно сходился с любым из армейских братьев, устанавливая с ним незыблемую связь. Это происходило постоянно, когда мы были в отпуске, стоя в очереди в магазине, и даже когда он покупал ведро куриных крылышек. У него словно было шестое чувство на военных, он словно узнавал их по запаху, окончательно и бесповоротно проникаясь к ним.