— Что за чушь! Я просто удостоверюсь, что все в порядке. Мы не опоздаем на обед, если это тебя волнует. А теперь, кузен, прыгайте через ров — и мы в Сассексе!
И Ричмонд пустил лошадь легким галопом. На побережье пастбища были скудными, кусты утесника росли прямо из песка, а трава уступила место тростнику. Они вскоре достигли дюн. Лошади взбирались вверх, из-под их копыт скользил песок, и вдруг из ниоткуда, как показалось Хьюго, появилось море.
Огромный Руфус, взобравшись по тропинке, идущей между двух дюн, фыркнул и насторожил уши.
— Ну что ты! — укоризненно предостерег его майор. — Не трусь! Ты же видел море раньше. Вспомни!
Антея, уже поджидавшая его на берегу, произнесла, когда жеребец соскользнул вниз по крутому склону:
— Насколько я понимаю, он чистокровный йоркширец?
Хьюго выдержал ее вопросительный взгляд.
— Нет, все дело в дороге, — доверительно объяснил он. — Он был совсем жеребенком, когда попал ко мне. Понимал только некоторые слова по-испански. Английский он выучил от Джона-Джозефа, увы!
— Я должна познакомиться с Джоном-Джозефом, — заявила Антея. — Он, должно быть, великолепный слуга.
Хьюго задумчиво посмотрел на нее:
— Ну да, конечно.
— Осмелюсь спросить: он с вами, наверное, уже много лет?
— С тех пор, когда я был еще мальчишкой, — подтвердил майор.
— Я так и думала. Вам бы туго без него пришлось, правда, кузен?
В ее глазах танцевала насмешка, в его — притаилась улыбка. Не успел он ответить, как Ричмонд, который нетерпеливо слушал их разговор, заметил:
— Вот то самое место, о котором я вам говорил, кузен Хьюго. Посмотрите, отсюда можно спокойно разглядеть колья для сетей. Сезон путины уже подходит к концу, но уловы еще большие. Когда вытягивают сеть, вся прибрежная полоса покрыта скумбрией. Но не будем стоять тут и терять время попусту. Бухта, где я поставил «Чайку» на якорь, недалеко отсюда, в направлении Камбера.
— Ну, тогда веди нас, — сказал Хьюго. — Однако место мне кажется не слишком удобным. Как ты добираешься до своей яхты?
— Верхом, конечно. Это, знаете ли, на милю ближе, чем со стороны Рая.
— А что делает твой конь, пока ты в море? — поинтересовался заинтригованный Хьюго.
— О, я оставляю его в Камбере. Там есть постоялый двор, — ответил Ричмонд, не вдаваясь в подробности. — Фактически летом мне удобнее заводить «Чайку» в Макрелью бухту, тогда я могу взять ее в любой день, потому что Джэм Хордел живет в Камбере. Он — мой матрос. Когда я ставлю ее на якорь в бухте Рая, кто-то должен отнести записку Джэму, прежде чем мне выйти в море. Яхта слишком велика, чтобы с ней мог справиться один человек.
Ричмонд отвечал Хьюго через плечо, повернув к нему голову, но Антея, которая в этот момент смотрела вперед, неожиданно сказала:
— Боже правый! Сюда направляется этот надоедливый таможенный офицер. Вот уж вездесущий! Какого черта он тут делает, интересно знать?
— Это знает только бог, — ответил Ричмонд, неприязненно наблюдая за приближением всадника.
— Ради бога, будь повежливей с этим беднягой, — попросила она. — Последний раз я столкнулась с ним, когда прогуливалась с дедушкой, а он был столь опрометчив, что имел наглость заговорить с нами. Офицер получил такой отпор, что теперь, как мне кажется, он считает нас связанными с контрабандистами.
— Жаль, меня с вами тогда не было, — с усмешкой сказал Ричмонд.
— Я с превеликим удовольствием уступила бы тебе свое место. Дедушка тогда был просто ужасен. Добрый день, мистер Оттершоу!
Таможенный офицер, молодой человек с твердо сжатыми губами и с жестким взглядом неглубоко посаженных серых глаз, подъехал к ним и поднял руку в приветственном салюте.
— Добрый день, мэм.
— Куда путь держите, лейтенант? — осведомился Ричмонд. — На поиски контрабанды среди песков, верно? Лично я здесь никогда ничего подозрительного не видел.
Лейтенант ответил безразличным тоном, который соответствовал его прямой спине и неулыбчивой физиономии:
— Нет, сэр. Я еду в Лидд. Видел вашу яхту в Макрельей бухте.
— Да, я хочу показать ее своему кузену. Лейтенант Оттершоу, это майор Дэрракотт из 95-го полка.
— Сэр! — сказал лейтенант, снова отводя руку в салюте.
Хьюго прикоснулся к шляпе в приветственном жесте и произнес с улыбкой:
— Береговая охрана? — Лейтенант слегка поклонился. — Мне говорили, что служба на этом побережье не сахар.
— Так точно, сэр, — подчеркнуто сурово ответил лейтенант. — Но возможно, мы увидим перемены в ближайшем будущем.
— Да, вы установили отличный заслон контрабанде, — заметил Ричмонд. — С таможенным крейсером и конфискацией контрабандных товаров в пользу государства вы к концу года очистите весь Ла-Манш, лейтенант.
— Искоренение нелегальной торговли, сэр, было бы достигнуто, несомненно, скорее, если бы жители прибрежных графств с меньшей симпатией относились бы к негодяям, занимающимся контрабандой.
— Если бы налоги были не столь грабительскими, вам не пришлось бы бороться с контрабандой, — возразил Ричмонд. — Это все вина правительства и чугуноголовых чиновников. Выход у них под носом, но, вместо того чтобы сократить налоги, они бросают деньги на ветер, тратясь на превентивные меры.
— Нет, это не выход, — вмешался Хьюго. — Закон может быть идиотским, но все равно ему следует подчиняться. — Он посмотрел на Оттершоу и вежливо сказал: — Я сам из Западного райдинга [11]. Говорят, в портах процветает контрабанда, я, правда, не слишком об этом осведомлен…
— Если бы только в портах, — горько посетовал Оттершоу.
— Да, у вас тут хлопот полон рот, ведь французский берег отсюда совсем недалеко. Не хотел бы я оказаться на вашем месте — особенно при таком отношении к вам местного населения. Уж мне-то, как никому, известно, что это значит.
— А что, испанцы тоже были враждебно к вам настроены? — спросил Ричмонд. — А я-то думал…
— К нам они относились нормально, но вот к французам… — Хьюго кивнул таможенному офицеру. — Вам здесь нужен целый полк, но я сомневаюсь, что это возможно. Лично я бы сказал, что это — задача целого флота.
— Адмиралтейство, сэр, теперь контролирует блокаду побережья, а крейсера патрулируют по каналу под командованием весьма способного и ревностного офицера. Я счастлив сказать, что прорваться сквозь блокаду с каждым днем становится все более опасным предприятием.
— Господи, да! — воскликнул Ричмонд. — Скоро и в море выходить будет небезопасно. На прошлой педеле мою яхту остановил для осмотра один из сторожевых кораблей. Только одному Богу известно, что подумал обо мне капитан. Он выстрелил из пушки, и ядро чуть было не задело нос моей яхты. Он стал спрашивать, кто я такой, откуда и куда следую и почему не повиновался его приказу, хотя именно этим я был в тот момент и занят. По его же мнению, оказалось, что я проигнорировал сигнал. До сих пор удивляюсь: почему меня не взяли на абордаж?
— На всех судах несут вахту, сэр. И обязанность береговой охраны — обращать особое внимание на любое судно, которое ведет себя подозрительно. Неповиновение приказу, естественно, вызывает сильные подозрения, хотя в вашем случае офицер быстро понял, что они были беспочвенны.
Дав такую суровую отповедь, лейтенант откланялся, церемонно отсалютовав. Он поехал прочь, не сказав больше ни слова и не улыбнувшись.
— Вы когда-нибудь видели такого надутого индюка? — скорбно вопросил Ричмонд. Майор задумчиво посмотрел на кузена.
— Похоже, он к тебе придирается, — как-то странно протянул он. — Вероятно, ты ему пришелся не по нраву, парень.
— Не думаю, что ему по нраву любой из нас, — сказала Антея. — И в этом виноват дедушка! Он был высокомерен до гнусности с этим беднягой. Могу поспорить: все таможенники придерживаются мнения, что все бренди, которое имеется у нас в доме, контрабандное.
— Неужели? — изумился Хьюго. — Тогда это все и объясняет!
Глава 8
Времени на осмотр яхты оставалось не так много, как хотелось бы владельцу судна. Вся компания припозднилась бы к обеду, если бы Ричмонд обнаружил у Хьюго чувства сродни его, однако тот, хотя и делал толковые замечания, когда ему демонстрировали те или иные совершенства судна, плохо разбирался в морском деле и проявил немедленную готовность оставить берег, как только Антея стала выказывать первые признаки беспокойства. И снова Ричмонд разочаровался в майоре. Совершенно неразумно было ожидать осведомленности от человека, выросшего в далеком от моря городке, однако Ричмонд обнаружил в своем кузене полное отсутствие всякого энтузиазма. Причину же того он понял, лишь когда Хьюго признался, что каждый раз, когда он выходит в море, его начинает тошнить. Ричмонд, как большинство отличных моряков, придерживался того мнения, что морская болезнь — всего лишь игра воображения. Тошнить не будет, если об этом не думать. Он ответил с сочувствием, столь же фальшивым, как восхищение Хьюго точеными линиями «Чайки», и попытался не думать о майоре плохо.