Как только Хьюго открыл дверь, Антея, не поворачивая головы и не прекращая бинтовать страдальца, воскликнула:
— Наконец-то! Какого черта вы так долго! — Но при таком фривольном подборе слов она бросила на него отчаянный взгляд через плечо и сказала тоном, свидетельствующим о том, что ее терпению приходит конец: — Ради бога, только без своих идиотских шуточек! Я их уже достаточно наслушалась от Ричмонда. Нет ничего смешного в том, что произошло. И рана достаточно серьезна. Хотя вы сейчас ровным счетом ничего в этом не понимаете, потому что так же безобразно пьяны, как и Ричмонд, что меня нисколько не удивляет. Как вы считаете, Полифант, повязка наложена достаточно туго?
— Да нет, я вовсе не шучу. Нашего Клода подстрелили драгуны, барышня.
— Ну конечно! — бросила она, осторожно застегивая конец повязки на булавку. — Куда как правдоподобно! Только не утруждайте себя объяснениями о том, что делали драгуны в нашей роще, поскольку мне вовсе недосуг слушать вашу забавную нелепицу. Не ко времени! — Антея проткнула булавку сквозь несколько слоев повязки и сказала: — Думаю, будет держаться, Полифант. Теперь можете его опустить. О господи, он просто смертельно бледен! Может быть, стоит послать за тетей… Хьюго, вы нашли Винсента? Он придет? — Она резко замолчала, поскольку повернулась, когда задавала вопрос, и увидела лейтенанта Оттершоу.
Антея изумленно уставилась на него, потом перевела взгляд на Хьюго, затем снова на лейтенанта.
— Но, боже правый. Что, бога ради… Хьюго, если это ваших рук дело…
— Нет-нет, как это может быть моих рук дело? — убеждал он, помогая ей подняться на ноги.
Она прижала руку к виску:
— О, я не знаю, но… Нет, полагаю, что нет! Но после этой невероятной истории о драгунах в нашей роще… Прошу прощения, мистер Оттершоу, но я так расстроена. О, Винсент! Слава богу, ты пришел!
Винсент твердо отстранил лейтенанта с дороги и вошел в комнату.
— Ну, что еще тут стряслось с Клодом? Что за несчастный случай? — начал было он, но резко замолчал, когда перевел взгляд с Антеи на диван. — Господи боже мой! — произнес он. — Клод!
Полифант усердно водил флаконом с нюхательной солью перед носом своего господина.
— Ему скоро станет лучше, сэр, — сказал он, — обещаю. Он все время теряет сознание, но если его не трогать… Это все от потери крови, сэр. Я уж думал было, что мы не сможем… О, вот так-то лучше, сэр. Он приходит в себя, мистер Винсент. Если кто-нибудь нальет немного бренди… всего капельку… и мы заставим его сделать хоть один глоток…
— Да, это его взбодрит, — согласился Хьюго. — Э-э-э, выглядит он не блестяще. Где бренди?
В следующие несколько минут никто не обращал ни малейшего внимания ни на Оттершоу, ни на сержанта, за исключением лорда Дэрракотта, который пресек инстинктивный порыв сержанта сбежать от этой жуткой сцепы, втолкнув его в комнату со словами:
— Дай дорогу старшим, олух!
Сержант бочком-бочком по стенке забился в угол, куда уже ловким маневром отступил Оттершоу. Никто не просил лейтенанта удалиться из центра комнаты, однако воскрешение Клода к жизни побудило его взволнованных родственников к такой бешеной активности, что он был просто вынужден спрятаться в уголок, чтобы им не мешать. Судя по вниманию, которое было оказано ему в то время, пока присутствующие горячо обсуждали конкурирующие достоинства бренди и нюхательной соли, для поддержки левой руки Клода изготавливали перевязь, виски его смачивали лавандовой водой, правую руку растирали, со лба промакивали пот, Оттершоу мог бы считать себя невидимкой. И если бы он не был весьма настырным молодым человеком, то наверняка поддался бы уговорам, не теряя времени, выскользнуть из комнаты, которые шептал ему на ухо сержант.
К удивлению и облегчению всех конспираторов, опасавшихся, что Клод может стать самым слабым звеном в цепи, произошло обратное. Возможно, из-за того, что в первый раз за всю свою жизнь он оказался в центре внимания и около него суетились все члены многочисленного семейства, Клод артистично пришел в себя и, схватившись за возможность, любезно предоставленную ему лордом Дэрракоттом, потребовавшим объяснить ему, какого черта его внук подставил себя под выстрел, моментально стал главным на сцепе, да так ловко, что вызвал восхищение даже у собственного брата. Морщась при каждом слове и сопровождая свои высказывания сдавленными стонами и драматическими паузами, во время которых он неподвижно замирал с закрытыми глазами и прикусывал зубами нижнюю губу, Клод поведал, что был застигнут врасплох двумя ненормальными, которые выскочили из кустов, вопя на него, словно разъяренные звери, и тогда один из них выстрелил в него.
— Я сразу их узнал, — закончил Клод, и его передернуло от воспоминаний. — Это Эклетоны!
Сержант бросил полный сомнения взгляд на лейтенанта Оттершоу, поскольку, по его мнению, это прозвучало фальшиво. Его люди, как он им нередко и говорил, наводили его на самые различные сравнения, начиная с чучел, грабителей с большой дороги, мошенников и угонщиков скота и кончая червяками, бесхвостыми собаками и дохлыми селедками, но те два драгуна-новобранца, о которых шла речь, напоминали что угодно, только не разъяренных зверей. Скорее полевых мышей, размышлял он, вспоминая нерешительность парочки, которую поставили наблюдать за Довер-Хаус. Но если молодой джентльмен заметил в нападавших на него сходство с разъяренными зверями, сержант был готов поклясться на Библии, что это не те безмозглые от рождения чудаки, которых он (во многом против своей воли) поставил на пост на территории усадьбы Дэрракоттов.
Однако сержант никогда до этого рокового вечера не видел мистера Клода Дэрракотта. Лейтенант же лицезрел этого щеголя, придерживающегося последнего писка моды, осторожно шагающего по булыжной мостовой в Рае, облаченного в удивительные, но, несомненно, модные одежды и время от времени подносящего лорнет безвольной белой рукой к глазам. Ему как раз не показалось странным, что это дитя моды сравнило двух перестаравшихся драгунов с дикими зверями.
— Ты узнал их, Клод? — спросил Винсент.
Клод вяло замотал головой, лежащей на диванной подушке, тут же сморщился от пронзительной боли и, издав хриплый вздох, проговорил:
— О боже! Разве я мог? Было слишком темно, чтобы узнать кого-то на таком расстоянии. Кроме того… я видел их какую-то секунду. Черт побери! Ты ведь не думаешь, что я остановился, чтобы взять у них визитные карточки, верно? Я просто знаю, что это были Эклетоны. Да кому еще быть, как не им?
— Насколько я понимаю, это мог быть кто-нибудь еще, — сказал Винсент.
Клод пошире открыл глаза и недружелюбно посмотрел на него.
— Ну, возможно, — сказал он. — Уверен, половина графства хочет моей смерти, но… — Он замолчал, вспомнив о своей ране, и принялся шарить правой рукой. — Нюхательную соль! — произнес он слабым голосом. — Полифант!
— Не заставляй его волноваться, Винсент, — умоляюще попросила его Антея, пока Полифант поспешил к ложу своего хозяина. — Бедный Клод! Ему пришлось перенести такой ужас! Не могу представить, как ему удалось удрать от этих громил и добраться до дому, истекая кровью.
— Кузина, ты не понимаешь, как обстоят дела. У нас есть веские причины предполагать, что Эклетопы не нападали на Клода, он сам наткнулся на пару драгунов, как тебе уже говорил Хьюго.
— Но это бессмысленно! — воскликнула Антея.
Лорд Дэрракотт бросил взгляд на Ричмонда, нетвердым шагом подошел к камину позади него и принял позу, сцепив руки за спиной.
— И ты называешь это бессмыслицей, девочка? — сказал он сдавленным от гнева голосом. — Войска береговой охраны ставят пост на моих землях, не спрашивая у меня разрешения, даже не извещая об этом! Одного моего внука считают обычным преступником, а в другого просто стреляют! Стреляют! Потому что он не соблаговолил представиться парочке неотесанных драгунов…
— Что? — прервал его Клод, снова открывая глаза. — Драгуны?! Драгуны!
— В мой дом врываются посреди ночи, — беспощадно прервал его милорд, — суют под нос ордер на обыск! Болваны, у которых мозгов не больше, чем у…
— Как это — обычным преступником? — неожиданно спросил Ричмонд.
Он сидел развалившись в кресле. Левая рука его покоилась на столе и слабыми пальцами сжимала пустой бокал, правая была в кармане, а взгляд блуждал, специально не задерживаясь ни на чем, однако он решил, что настал подходящий момент показать лейтенанту Оттершоу, что он еще ни в коей мере не лишился дееспособности. Его левая рука не потеряла всю силу окончательно: если локоть имел опору, он мог делать слабые движения пальцами и знал, что может ею воспользоваться. Ричмонду было здорово не по себе, любое напряжение отдавалось болью в раненом плече, он потерял довольно много крови и балансировал на грани потери сознания. Тем не менее, ни одно из этих зол не обладало силой устрашить его или подавить дух бесстрашия, который с готовностью возникал при малейшей опасности, и Ричмонд находил странное удовольствие в игре с риском для жизни. Лишь на мгновение оно покинуло его, когда, бросив мельком взгляд на лицо деда, он понял чудовищность содеянного, — но только на одно мгновение. Где-то на задворках сознания притаились стыд, раскаяние, боль за горе старика, но он подумает об этом потом, когда у него будет достаточно времени: сейчас, когда беда, так часто терпевшая поражение, победно ухмыляется ему в лицо, не время думать об этом. Ричмонд Дэрракотт, отважный до мозга костей, ухмыльнулся беде, весело принимая безжалостный вызов. Он выпрямился в кресле.