- Занятный фрик. – Майлз хрипло смеется, раздражая своей реакцией Альбо. Он поворачивается к нему, делая глубокий вздох и скалясь, не закрывая рот. Я замечаю, что его клыки искусственно подточены. Господи, как еще он трансформировал своё тело? – Проваливай отсюда, пока у тебя есть красивые зубки и язык.
- Не рыпайся, ты ещё не восстановился после ранения, любое неосторожное движение может привести к необратимым последствиям. – Альбо похож на маньяка, психически не здорового человека. Его нельзя выпускать в Общество. – Мой хозяин купил ее, когда ей было шестнадцать, каждый волос на ее голове принадлежит ему. Его лучше не расстраивать, он очень жестокий человек.
- И кто же твой хозяин?
Альбо улыбается, не говорит ни слова. Между мужчинами сгущаются тучи, я практически вижу блики вспыхивающей молнии. Воздух становится горячим и вязким, пахнет адреналином и презрением. На губах мужчин играют вежливые улыбки, но глаза совсем недобрые, они готовы убить друг друга, разодрать тела в клочья.
Я прикидываю расстояние до лезвия, которое лежит на раковине, сколько мне нужно будет времени, чтобы взять его. Альбинос прав, у пациента еще не пропали хрипы, он не восстановился до конца, но что-то мне подсказывает, что этот мужчина не отступит.
Альбо резко разъединяет руки и тянется к пациенту, движение такое молниеносное, что не сразу понимаю, что происходит. Даже не сразу различаю, что было в его руке. Мужчина успевает отбить удар, выбить нож. Брызги крови окропляют стену, оставляя на ней некое подобие картины современного искусства. Альбо ранил его…
Кровь меня не пугает, в институте я присутствовала на вскрытии тел.
Но при виде крови этого малознакомого мне мужчины, с которым у меня теперь невидимая связь, у меня холодеют руки и кружится голова. Высшие силы заставляют меня сделать над собой усилие и встать, схватить лезвие на раковине, мужчинам все равно нет до меня дела в это время.
Я неуверенно подаюсь вперед, чтобы помочь Пациенту, нанести удар по альбиносу, но встречаюсь с ним глазами, он останавливает меня, приказывает без слов и я послушно замираю.
Альбинос чувствуя меня за своей спиной, ощущая что взгляд Майлза сместился, косится в мою сторону и теряет драгоценные секунды. Хищник наносит удар ему по голове, сбивая с ног, следующий удар отключает его.
Два удара. Точных, почти хирургических.
Мне становится дурно от небольшой лужицы крови, которая растекается вокруг его головы. Я машинально наклоняюсь и проверяю его пульс. Жив. Но почему-то меня не охватывает облегчение, только страх, что он придёт в себя. Я словно жажду его смерти.
Все это время Майлз смотрит на меня, не отрываясь, изучая. Сглатываю, пытаясь смочить пересохшее горло. Мне не по себе от такого внимания, такое чувство, что меня загнали на рентген, и теперь изучают каждый сантиметр моих внутренностей, считывают мысли.
Мы теперь сообщники, повязаны этой кровью, и его это никак не смущает. На лице нет ни страха ни жалости, для этого человека пробить голову – мелочь, обычное событие.
- У тебя есть нормальные вещи? – спрашивает он, в ответ я сразу киваю, не желая его злить. Оказаться рядом с Альбиносом на полу мне совсем не хочется. – Сейчас я собираюсь, и мы идём в твою палату, быстро переодеваешься и мы валим из этой больницы.
Несколько дней назад после такой фразы я бы взлетела в небо к облакам от счастья, а сейчас я готова описаться от страха. Куда я поеду с этим незнакомым человеком? Здесь мне не причиняли физической боли, у меня оставалась Надежда, что отец передумает и смилостивится надо мной.
Не двигаюсь с места, смотрю на происходящее со стороны. Хочется ущипнуть себя и проснуться.
На сборы у него уходит минут пять, не больше, каждое его действие продумано, он не мечется бесцельно. Я думала, что он будет собирать сумку, возьмёт личные вещи, но он берет лишь рюкзак, закидывает в него планшет, зарядки, телефон и еще какие-то непонятные мне штучки. Быстро переодевается в удобные вещи и пристёгивает кобуру.
Последняя на меня действует магическим способом, сглатываю подступивший ком тошноты.
Страшно до чертиков.
- пошли. – командует он, не оставляя мне шанса сопротивляться или сказать хоть слово. Когда я подхожу к нему, он опускает взгляд на мои босые ноги, делает вздох и вновь подхватывает. В его жесте нет ничего романтичного, но я благодарна ему за этот жест. Я промёрзла до костей, все пальцы на ногах синие от холода.
В коридоре мертвая тишина, все попрятались, не желая попадаться этому страшному человеку на глаза, даже Пьера не видно, что странно. Ни охраны, ни уборщиков, никого. Здесь всегда мало людей, но не на столько. Становится страшно.