Клод трясёт меня и, когда я пытаюсь вырваться из его рук, ударяет наотмашь по щеке ладонью, я дергаюсь и оседаю, колени все еще болят после падения.
Мне никогда не выбраться из этого ужасного места. Мой личный ад.
- Пьер, тут припадочная полуголая носится по закрытому крылу. Да. Хорошо. – он успел набрать по рации и сдать меня. Старый урод. - Ну все, пташка, доигралась.
Глава 2.
Телефон пищит, на экране высвечивается новое письмо.
Преодолевая головную боль и тяжесть в легких я дотянулся до телефона, чтобы изучить документы, которые мне скинуты. Запрос на девчонку.
Мне нужен секс в оздоровительных целях. От стресса и долгого воздержания мозг поплыл. Обезболивающее превратило мой мозг в тягучую жвачку, замедлило реакции, если бы не оно – я бы изнасиловал вчера девчонку. Эта хорошенькая медсестра с наивными глазками оленёнка и пухлыми губками не покидала мои мысли, от нее пахло инжиром и пряностью. Хотелось ее до скрежета в зубах, было в ней что-то чистое и свежее, не тронутое. Готов был поспорить, девчонка невинна и это пробуждало во мне особый голод. Хотелось сделать ее своей.
Когда наркоша свалилась мне на голову, даже не сразу понял, что это девчонка. В бесформенных штанах и кофте, натянутой шапке до носа, мальчишка лет четырнадцати с упругой грудью. До меня не сразу даже дошло – откуда у парнишки такие шикарные сиськи. Пришлось тормозить ее падение своим телом, от этого разошлись швы и раны снова закровоточили. Будить врачей и выслушивать о них, что я не соблюдаю режим – не хотелось, пришлось потащить девчонку к себе, чтобы могла обработать раны.
Под действием лёгкого наркотика, который есть в любом обезболивающее, и похоти в палате при желтом освещении ламп, глядя на нее, мне померещилась Яна: такой же маленький носик и пышные ресничнички, сладкие губки и невинные глазки, но это не она. Эта девка была колючая и настороженная, от нее пахло травой.
Медсестра произвела на меня неизгладимое впечатление, торкнула меня серьезно.
Девчонка не очень была похожа на наркоманку, но в этом и проблема – наркоманы очень старательно скрывают свою зависимость. Ее чушь о том, что отец хочет ее продать, меня повеселила. Не было логики в ее словах, зачем ложить в одну из самых дорогих клиник мира того, от кого хочешь избавиться?
Помутнение накрыло меня с головой, когда она встала передо мной на колени, облизывая губы, фантазия разыгралась не на шутку, а при виде ее тонких ног с шрамом в форме полумесяца - крышу сорвало напрочь. Девчонка могла бы быть красавицей, если бы нормально одевалась и следила за собой. У нее была бархатистая кожа, нежнее персика. Стройные ножки были созданы, чтобы обвивать мужской торс. Если ее вымыть, причесать и одеть – вполне ничего себе, а так шаболда чистой воды.
Когда она укусила меня и вылетела из палаты, туман начал рассеиваться и меня одолел стыд и отвращение, я мог ошибаться, опираясь только на то, что мне сказали, что она наркоманка. Я чуть не трахнул ее, а ведь я даже не знал сколько ей лет, она могла быть несовершеннолетней.
Дожил. Совсем скатился. От взрыва мозги раскроило.
Поэтому я попросил собрать о ней информацию, если ее отец чудовище – я помогу ей.
В почте была небольшая справка, небольшой абзац из пяти предложений, все что успели собрать, многого я и не просил – мне не нужна была ее биография.
Девчонка была пропащая, конченная наркоманка, которую выперли из университета. Довела мать до могилы своими выходками. Разбила машину отца.
Ну что ж, значит, ей здесь самое место. Она лгунья.
Мне было тесно в этой больнице, не хватало места, хотелось движения. Для человека, который никогда почти не спит и всегда кочует - находиться постоянно в одних и тех же стенах было невыносимо. Ничто не приносило удовлетворения и радости. Я даже прокручивал в голове, как отстрелю Пьеру его яйца – просто ради развлечения. Не нравится мне этот алчный докторишка.
Несмотря на запреты я тренировался каждый день, сдаться – значит проиграть.
Медсестра так и не появлялась, а я постоянно мысленно возвращался к ней. Хотел посмотреть на ее нежное личико, посмотреть как она краснеет. Давно я не видел таких юных и хрупких созданий. Колибри.
Приходилось пресекать эти мысли в своей голове, запрещать думать о ней. Яйца сводило так, будто их засовывали в дробилку при мысли о девчонке.
Только один раз мои мысли также принадлежали не мне, только однажды я только и мог думать об одной женщине. Это чувство запечатано, не для меня это.