«Слава Богу, все закончилось, – думал Михаил, закрыв глаза и привалившись головой к спинке сиденья. – Отчет, пожалуй, напишу уже завтра». Это была предпоследняя мысль в его голове. Последней же, когда он плавно повалился на бок, стала: «Что происходит? Этого не должно было произойти».
Оболочка Михаила отказывалась подчиняться ему. Он лежал на сиденье и думал, что же именно сделал не так. Припомнив весь прошедший день, понял, что за все время он не то, чтобы не поел, но даже не сделал ни одного глотка воды. Сами ангелы не нуждались в этом, а вот бренная оболочка – очень даже. И вот теперь он лежал на сиденье не в силах пошевелиться, а оболочка, и без того тесная, теперь давила на него со страшной силой, которая, как казалось Михаилу, увеличивалась с каждой минутой.
– Такой молодой, а уже пьяница, – шептала пожилая женщина своему мужу, тот в ответ качал головой и время от времени бросал на Михаила осуждающие взгляды.
– Девки, мужику напротив плохо, – сказала одна из «концертной» троицы. – Может, помочь?
– Ты что, с ума сошла! – шепотом ответила другая. – Он, наверное, обкурился. Вдруг галлюцинации у него? Неприятностей хочешь?
Один из мужчин – небритый, помятый и потертый, стал потихоньку придвигаться к Михаилу. Привлеченный его респектабельным видом, он, наверное, хотел поживиться тем, что найдет в его карманах.
Двери открывались и закрывались, никто не входил, никто не выходил.
Оглядывая из-под закрытых век вагон, Михаил с тоской подумал, что лежать ему здесь придется очень долго. Вдруг в конце вагона началось какое-то оживление – это девушка-художница торопливо прятала в сумку телефон, наушники и блокнот. Тревога светилась в ее глазах. Покачиваясь в такт поезду, она подошла к Михаилу и тронула его за плечо.
– Мужчина, у вас все в порядке?
– Не трогала бы ты его, дочка, – тут же активизировалась бабулька. – Видно же, что пьяница!
– От него даже алкоголем не пахнет, – ответила художница, не сводя глаз с Михаила.
– Значит, наркоман, – авторитетно вынес вердикт старик и оглядел вагон в поисках поддержки.
«Концертная» троица зашушукалась, как по команде достали телефоны и начали снимать происходящее.
– Ему плохо стало. Наверное, сердце. Есть здесь врач? – ответом ей была тишина. – Помогите же хотя бы посадить его, сообщите машинисту, что человеку плохо!
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Бульвар Рокоссовского», конечная.
Девушка бросилась к устройству связи с машинистом, нажала кнопку.
– Да, слушаю, – раздался из динамика усталый мужской голос.
– Мужчине в вагоне плохо, потерял сознание. Скорее всего сердце.
– Какой вагон?
– Третий-четвертый из центра, точно не знаю.
– Вызываю бригаду, ждите.
Девушка вернулась к Михаилу, попутно спугнув давешнего мужичонку. Села рядом, придерживая мотающуюся из стороны в сторону голову. Перегон все никак не заканчивался. Поезд шумел и раскачивался. Девушка тревожно вглядывалась в Михаила, а он разглядывал ее.
Лицо, обрамленное темными волосами, смуглая кожа, темные круги под глазами, а сами глаза – почти кукольные, зеленого цвета – цвета весенней зелени и свежей, умытой дождем листвы. Михаил заглянул глубже. Перед его взглядом пронеслась вся ее жизнь: детский дом с его жестокими законами, страх, одиночество, растерянность, горячее, почти осязаемое желание стать взрослой и вырваться из этого ада, тяжелая учеба и экзамены, ночь, холодная комната в общежитии и пустой желудок, бесконечная доброта и доверие, из-за которых было столько боли, уверенность в том, что завтра небо обязательно будет чистым, а солнце будет сиять ярче. У Михаила было такое чувство, будто он прикоснулся к чему-то святому, будто испил воды из хрустально-чистого источника, и к нему постепенно возвращаются силы.
– Станция «Бульвар Рокоссовского», конечная. Просьба освободить вагоны.
Двери открылись с глухим шорохом, пассажиры вытекли из вагона тихо, все оглядываясь на странную парочку. Девушка осторожно положила голову Михаила на сиденье, выглянула из вагона и помахала рукой бригаде скорой помощи.
Два сноровистых медбрата забежали в вагон, взяли мужчину под руки, вынесли на перрон и аккуратно уложили на лавку. Один проверил пульс и давление, посветил в глаза ярким фонариком. Второй аккуратно ощупывал конечности, а врач задавал уточняющие вопросы девушке-художнице, заполняя бланк.