XVIII век часто и до сих пор пышно и пафосно именуется Веком Просвещения, а то и Веком Разума. Как водится, лицевая сторона медали выглядит крайне благолепно: на смену «средневековым поповским сказкам» пришло «научное знание», наука и в самом деле, можно сказать, пошла в широкие массы, перестав быть уделом узкого замкнутого круга ученых мужей, который так и тянет с некоторым на то основанием обозвать кастой. Так же обстояло и с образованием, понемногу распространявшимся и на те слои населения, которым прежде как-то даже и не полагалось уметь читать и писать. Резко подешевели книги, распространились газеты, вслух без малейшей опаски высказывались взгляды и теории, за которые совсем недавно можно было свести самое тесное знакомство с инквизицией либо соответствующими протестантскими службами (протестанты всегда искореняли колдовство и вольнодумство самым жестоким образом, свои организованные структуры, мало чем отличавшиеся от инквизиции, существовали и у них).
Вот только у всякой медали есть и оборотная сторона. Атеизм и вольнодумство довольно быстро приняли самые оголтелые, авторитарные формы и в конце концов взорвались Французской революцией и серьезными беспорядками еще в нескольких странах, разве что не такими кровавыми…
Еще прусский король Фридрих Великий, не только отличный полководец, но и один из образованнейших людей своего времени, в письмах к знаменитому французскому ученому маркизу д’Аламберу сформулировал тезис, который на современный язык перевести нетрудно: научно-технический прогресс сам по себе вовсе не влечет прогресса в культуре, этике, морали, общественных отношениях. Чем значительно опередил свое время. Очень долго были в ходу совершенно противоположные взгляды, о которых Илья Ильф как-то иронично отозвался: «Считалось – будет радио, и будет счастье. Вот радио есть, а счастья нет». Высказанные Фридрихом Великим идеи широко распространились в умах после Второй мировой войны, когда громыхнули атомные взрывы в Хиросиме и Нагасаки, и многие поняли, что прогресс оборачивается какой-то другой стороной…
Вернемся в XVIII век. Уже не опасаясь инквизиции и протестантских спецслужб, по Европе табунами бродили всевозможные шарлатаны. Алхимики, правда, и в наступившие толерантные времена рисковали изрядно. Один такой, итальянец, неосмотрительно заявился к прусскому королю Фридриху-Вильгельму, отцу Фридриха Великого, и пообещал сделать ему кучу золота из сущего дерьма. И то ли не успел, то ли не сумел вовремя сбежать. Потратил немало денег, но золота не сделал ни крупинки. Король был мужиком суровым, он и собственного сына, обнаружив у того нездоровую склонность к изящной словесности и философии, колотил палкой и обещал посадить в крепость, если не исправится. Алхимика без церемонией вздернули, не заморачиваясь золочением виселицы. Другого, немца Бетгера, старательно искавшего волшебный философский камень, цинично похитили агенты саксонского короля. Впервые в мире, задолго до времен Сталина, появилась самая натуральная шарашка. Практичные саксонцы обустроили отличную лабораторию, запихнули туда содержавшегося на тюремном режиме Бетгера и настрого наказали ударными темпами искать заветный камень – а то и виселицы совсем неподалеку найдутся. Как ни бился Бетгер, философского камня так и не обнаружил – зато мимоходом нашел способ делать отличный фарфор, не уступающий китайскому (до того в Европе делали лишь фаянс – снаружи как фарфор, а вот внутри, как ни старайся, – темная масса). Отсюда и берут начало знаменитые саксонские фарфоровые фабрики, изрядно обогатившие казну и предпринимателей.
Гораздо безопаснее и прибыльнее жилось, как мы сегодня бы выразились, всевозможным экстрасенсам, которые были в большом гламуре. Они стригли лохов (в том числе коронованных) в массовом порядке – вызывали добрых духов, изгоняли злых, увеличивали драгоценные камни, гадали и ворожили, рисовали гороскопы, торговали волшебными зельями, а также если не бессмертием, то долголетием в несколько тысяч лет… В общем, всего не перечислишь. Эти в крайнем случае отделывались лишь высылкой из города или страны – но случалось это редко.
Звездами первой величины среди этой публики заслуженно считается отнюдь не святая троица: итальянцы Калиостро и Казанова и субъект, чаще всего звавшийся Сен-Жерменом, – правда, у него в запасе была еще дюжина фамилий: французская, немецкая, русская, испанская, португальская, еврейская, венгерская (оба итальянца, надо отдать им должное, обходились собственными). Все трое титуловали себя графами – так гламурнее. Казанова и Сен-Жермен графьями были липовыми, а вот Калиостро, забавно, самым настоящим, титул он официальным образом получил от тетушки, у которой не было детей, способных графство унаследовать. Интересно, что оба итальянца в юности имели прямое отношение к церкви: Калиостро не доучился в духовной семинарии, откуда сбежал, Казанова закончил таковую, а заодно и Падуанский университет. Какое образование получил Сен-Жермен и получил ли вообще, навсегда останется загадкой – как и его настоящее имя, национальность, место рождения…