Элементы ясновидения спонтанно возникали в голове Ирины не единожды. Однажды она стирала в ванной комнате, муж в командировке, и вдруг на месте одной стены появляется черно–белая картинка, без звука. Ледяная трасса, по ней мчится машина, слетает с дороги и плавно планирует в глубокий снег. Пассажир с переднего сидения открывает дверцу, обходит вокруг машины — и картинка исчезает. Узнала Сергея.
— Муж приезжает через день, начинает рассказывать, а я говорю: «Стоп! Хочешь, продолжу?» И все описываю, как было. У него глаза на лоб: «Кто тебе рассказал? Ну, елки! — от тебя не скроешься…» Это было по дороге из Саратова. Кажется, он слегка тяготился этой моей способностью видеть происходящее, когда мне это было нужно. — Она задумалась: — А хотите, я расскажу, каким видела его после похорон?
— Конечно. Я верю в продолжение жизни после смерти, и любые свидетельства здесь важны…
— Первый раз Сергей явился вскоре после похорон — я тогда была, как в тумане; может, это был не сон — с ощущениями, яркий… Он сидел в любимом кресле и смотрел на свою аппаратуру. Незадолго до смерти муж купил очень хорошие колонки, 50 тысяч отдал за них, в долги влез — смотрит и плачет: все это ему уже не нужно… Со мной тоже истерика, рыдала как безумная… На 9‑й день он приснился в другом месте. Дом американского типа, большой холл с богатым ковром на полу, я с лестницы второго этажа смотрю. А он на ковре катается, бьется в истерике: «Я убийца! Я сам себя убил!..» И я понимаю, о чем он. Сергей не хотел лечиться ни в какую, не хотел садиться на инсулин, отказывался от помощи врачей. «Я сам себя убил!..» — рыдал он. Он до последнего противился идти в больницу; сорокалетний мужик, ростом под два метра, за два месяца он стал похож на 70-летнего старика. Я тоже в плачь: рыдала и молилась, чтобы он не корил себя так… Потом мы встретились с ним на 40‑й день, и это было замечательно для нас обоих. Мы провели время, как когда–то в отпуске на море и договорились, что он будет меня ждать. Я знаю, что мы опять встретимся… — Ирина отвернулась, подняв к верху глаза.
— У вас есть ощущение, что мы в мире не одни? — наконец прервал я молчание.
— Всегда было такое чувство! Всегда! С самого раннего детства я не сомневалась в множественности разумных миров. Для меня это почему–то было бесспорно, что бы ни говорили и что бы ни утверждали учителя или маститые ученые из телевизионных передач. Я на подсознательном уровне твердо знала о множественности разумных миров. Не раз я сама и вместе с мужем видела НЛО, однажды попыталась подозвать светящийся шар, и он остановился в полете, но я потом испугалась, стала отгонять его.
Ирина задумалась, решая что–то про себя.
— А хотите, я расскажу, откуда у меня такая уверенность в существовании других цивилизаций?
— Конечно! Для меня это очень важно.
— Я помню космический университет. Вернее, университетскую аудиторию в космосе. Это было между моими жизнями. Я там обучалась. Представьте — огромный зал, огромные окна до потолка, за ними — черный космос, звезды. В аудитории рядами, как в классических университетах, стоят столы и сидения. Перед нами большая грифельная доска, но кроме нее над столом размещена голограммная доска. Как современный плазменный экран. Я все в детстве думала, когда же такие доски появятся?
— Преподавателей помните?
— Я хорошо запомнила учителя у доски. Это был человек выше меня ростом, наверное, 175 сантиметров. Лицо индийского типа, нос крупный, темные глаза, черные волосы, стрижка не короткая, и очень странная одежда. Черный костюм без лацканов, стоячий воротник, по бортам то ли вышивка, то ли выделка. Очень странный красивый узор. Он показывал нам созвездия, и все это было в объеме, с изображением орбит, движущихся планет. Помню, он рассказывал об истории белой расы. Будто она пришла из созвездия Большой Медведицы. И мне показывает небольшую звездочку в созвездии: «Отсюда пришли твои предки. Твоя звезда — Сегда!» Я хорошо запомнила это название еще ребенком, когда воспоминания были особенно свежи. Потом я нашла эту звезду в созвездии Большой Медведицы. Она рядом с контурами ковша. Кстати, по ней раньше проверяли остроту зрения. Если человек ее видит — значит, зрение нормальное. Но почему именно по ней проверялось зрение? Неужели, у людей оставалась память прошлого? Та звезда, помню, имеет свою планетарную систему.