— Всё на месте до последних мелочей, — счёл нужным, похвалится я.
— Это прекрасно, мой друг, просто прекрасно, — одобрил Колесо, опять скрываясь в траве.
— Эй, а ну подъём! — с возмущением бросил Призрак. — Хватит толстые бока вылёживать. Полдень не за горами.
Из зелёного ковра не без ехидства донеслось:
— А я тоже, кстати, на память не жалуюсь. И слух у меня хороший. Это я об обещанном мне дополнительном получасе.
— Ну, надо же, про отдых и во сне услышал, — поразился Призрак. — Ну, ты и лодырь, Колесо. Нет, честно!
— Да не спал я уже тогда. Просто лежал с закрытыми глазами, — буркнул в ответ толстяк.
В путь отправились по быстрому перекусив. Меня кормила с ложечки мясным бульоном Хельга. Так было стыдно за свою беспомощность… Но ещё более отвратительно стало на душе, когда она взялась за носилки. Я даже пожалел о том, что уже всё осознаю и понимаю. Что ни говори, а в отключенном состоянии переносить подобное отсутствие сил проще. Спустя какое то время товарищи сменили Хельгу с Колесом. И девушка пошла рядом.
— Тяжело? — с чувством вины, спросил я.
— Нет, что ты, дорогой, я сильная, — улыбнулась она. — Да ты и сам знаешь. Любому воину фору дам.
— Это верно, — признал я. — Но всё же женщина есть женщина. И таскать подобный груз ей не на пользу.
— Женщинам может и не на пользу, а девушкам в самый раз, — тихо рассмеялась она.
— А откуда вообще взялись носилки? — помолчав, вдруг спохватился я.
— Ну, тут всё просто, — взялся ответить Журавль, несший упомянутый предмет сзади и поэтому идущий почти рядом с Хельгой. — В одном из наших вещмешков находился маленький свёрток с материей идентичной той, что пошла на изготовление палатки. То есть лёгкой прочной и со специальной кожаной шнуровкой по краям. К ней приспособили два срубленных деревца, тщательно очищенных от веток. И готово!
— А вы предусмотрительные… — с одобрением пробормотал я.
— На том дружище стоим, — усмехнулся Журавль.
Непривычно длинный разговор сильно утомил меня. И я, даже не глотая отвар из корня Дартган, крепко уснул, под лёгкое, мерное покачивание носилок.
Пробудился я в лёгких сумерках, невесомым синим покрывалом, застилающих волнистые дали равнины.
Совсем рядом в вырытой яме горел костерок, над которым висел аппетитно булькающий котелок, распространяющий дразнящий аромат. Мои друзья сидели вокруг огня и о чём то беседовали. Я прислушался.
— Мы сильно запаздываем, — говорил Призрак. — И уже вряд ли успеем до наступления холодов в Пристань.
— Да… Белые мухи застанут нас либо в степях Шрэра, либо на Дамонских болотистых равнинах. С учётом, конечно, что скорость нашего продвижения останется прежней. А она ей и останется, даже если Ральф через двадцать-тридцать дней потихоньку пойдёт и сам… — задумчиво вторил ему Журавль.
— Ни там, ни там, мы по глубокому снегу не пройдём. А он в первый месяц зимы гарантирован на сто процентов, — со вздохом подытожил Колесо. — К тому же зимой, нечисть, вообще звереет с голодухи. Со всех сторон нападать будут. Только успевай отбиваться…
— Не забудь и про обычное хищное зверьё, — со вздохом добавил Журавль, — им в холода тоже кушать хочется. И хочу, заметить, в разы больше, чем в тёплое время.
— Подумаешь, сделал открытие, — язвительно буркнул Колесо, — а то мы этого не знали.
— Толстый, то, что ты сказал про белых мух, нам тоже было не в диковинку, — хмыкнув, не без иронии бросил Журавль. — Так что не строй из себя великого мудреца! Пожалуйста!
— Прекратите свои вечные подколы, Надоело! — прикрикнул на обоих Призрак. — Ведь серьёзные вещи обсуждаем.
Они все немного помолчали.
Потом Призрак сказал:
— Спустя месяц или чуть меньше, мы дойдём до Совиного леса. Предлагаю остановиться в нём на зимовку. В разных его местах, мне известны две, подходящие для сей цели хижины. Возможны они не пусты и в них обосновалась гнусная нечисть. Но разве мы её оттуда не выметем?
— Да запросто! — с энтузиазмом поддержал друга Колесо. — Тем более с нами наше славное ясное Солнышко! Наша Хельга умница и красавица!
— Вот негодяй! — рассмеялась в ответ на его слова девушка, помалкивавшая до сих пор. — Сейчас мёдом поливаешь, а в момент нападения Волчьих Теней хаял, и обливал грязью!
— Так я ж… я ж был тогда в шоковом состоянии… — стал оправдываться толстяк. — К тому же не знал, что ты, по сути, не виновата в том, что нас спеленали той мерзкой паучьей сетью, будто сопливых младенцев. И я уже извинялся за свои необдуманные слова. Десять раз, или нет… Одиннадцать!