— И не забудь повязать галстук.
— Для чего?
— Другие мужчины носят галстуки.
— Не все.
— Не возьму в толк, почему ты сегодня такой строптивый.
— На это можно посмотреть и с другой стороны. Приняла бы ты какую-нибудь таблетку.
Проходя мимо пианино, он провел указательным пальцем по клавишам и улыбнулся своим мыслям.
— Дуглас!
Он помедлил в дверях, запахнув халат и придерживая его полы у талии.
— Да?
— Сегодня днем я повстречала в городе Эви с ее матерью.
— Вот как?
— Эви спрашивала о тебе. Была очень любезна, если учесть то, что произошло, — расторжение брака и так далее.
— Я также буду любезен с ней, если доведется встретиться.
— Она очень милая девушка. Всякий скажет, что вы были прекрасной парой.
— Не будем заниматься раскопками.
— Может, есть какой-нибудь шанс, что ты снова захочешь повстречаться с ней? Она не просила меня об этом, но я чувствовала, что она тобой очень интересуется.
— Тебе не хватает хрустального шарика, старушка.
Когда Дуглас ушел, Верна прошлась по комнате, включала лампы и поправляла старомодные керамические фигурки на консоли камина, попутный вклад Дугласа в искусство. Верна не понимала, что эти вещицы представляли собой нечто большее, чем увлечение, равно как и склонность Дугласа к поэзии и музыке. Он как будто мчался по жизни на скоростном автомобиле, время от времени выбрасывая из окна то комки глины, то музыкальные ноты, то строчки стихотворений, которые творил, пока стоял перед красным сигналом светофора. Никогда не успевал ничего закончить, потому что сигнал светофора менялся, и то, что выбрасывалось из окна, всегда было искажено скоростью движения автомобиля и встречным ветром.
Верна Кларво встретила Блэкшира с неожиданной для него сердечностью, которой он не жаждал и не понимал. В прошлом она недвусмысленно давала понять, что считает его скучным человеком, а тут вышла встретить его к машине, протянула к нему обе руки и сообщила, как чудесно видеть его снова и как хорошо он выглядит, ни на день, ни на минутку не постарел.
— Вы ну нистолечко не изменились. Признайтесь, вы не можете сказать того же обо мне!
— Уверяю вас, могу.
Она вспыхнула от удовольствия, приняв его слова за комплимент.
— Вы самый очаровательный льстец, мистер Блэкшир. Впрочем, вы всегда были таким. Входите, пойдемте в кабинет. С тех пор как умер Харрисон, мы практически не пользуемся гостиной. Она такая большая, что мы с Дуги теряемся в ней. Элен с нами теперь не живет.
— Да, я знаю. Это, собственно, одна из причин, почему я решился просить вас о встрече.
— Вы приехали по поводу Элен?
— Да.
— Что ж, — сказала Верна с коротким смешком, — это неожиданность. Я-то думала, вы хотите видеть меня по какому-нибудь денежному делу.
— Я сожалею, если мои слова создали у вас такое впечатление.
— Это было не впечатление, мистер Блэкшир. Это была надежда. Что ж, пойдемте, выпьем чего-нибудь.
Блэкшир прошел за хозяйкой дома через тускло освещенную прихожую в кабинет. В выложенном из булыжника камине пылал огонь, и в комнате было жарко, как в сушильном шкафу. Несмотря на жару, Верна Кларво выглядела бледной и озябшей, этакий несчастный воробышек, вмерзший в лед.
— Садитесь, пожалуйста, мистер Блэкшир.
— Благодарю вас.
Верна приготовила два коктейля, продолжая нервно болтать:
— Пока был жив Харрисон, он всегда занимался этим сам. Удивительно, как долго нам его не хватает, не правда ли? Впрочем, вам это хорошо известно… На камине — это все работа Дугласа. Довольно оригинальные вещички. Вы разбираетесь в искусстве?
— Вовсе нет, — бодро сказал Блэкшир.
— Очень жаль. Я собиралась узнать ваше мнение. Ну ладно, теперь это неважно. У Дугласа новая привязанность. Фотография. Каждый день ездит на занятия в Голливуд. Вы знаете, оказывается, фотография — это не просто снимки.
Для Блэкшира это была новость, и он сказал:
— Расскажите подробнее.
— Обязательно нужно изучать композицию, освещение, фильтры и еще всякую всячину. Дуглас увлечен фотографией до предела. Он прирожденный студент.
Верна принесла бокалы и села рядом с Блэкширом на плетенную из коры кокосовой пальмы кушетку.
— За что мы выпьем, мистер Блэкшир?
— Не имеет значения.
— Прекрасно. Выпьем за миллион вещей в этом мире, которые для нас не имеют никакого значения. За них!
Блэкшир без особого удовольствия пригубил коктейль, думая о том, что он до той поры совсем не знал Верну Кларво. Раньше он видел, что она играет роль, которой от нее ждут, роль хорошенькой и немного легкомысленной жены человека, способного позволить себе роскошь избрать именно такую подругу жизни. Она и сейчас продолжала играть, только текст позабыла, а просцениума и задника не было, да и публика давным-давно ушла.
Верна вдруг сказала:
— Перестаньте смотреть на меня.
— В самом деле? Извините.
— Знаю, я изменилась. Это был ужасный год. Если бы Харрисон знал… Вы верите, что покинувшие нас могут смотреть на нас и видеть, что делается на грешной земле?
— У меня другое представление о Небесах, — сухо сказал Блэкшир.
— У меня тоже. Но все же мне хотелось бы, чтобы он знал. Я понимаю, что он далек от этого, он прекрасный человек, у него нет никаких проблем. Но я-то осталась здесь. Я — как бы это получше сказать — реликт? Да, именно так. Я — реликт. — Верна опрокинула в рот бокал с остатками питья, причмокивая, как ребенок, которого мучает жажда. — Вам это, должно быть, очень скучно.
— Совсем нет.
— О, вы всегда так вежливы. Вам не надоело быть вежливым?
— По правде говоря, надоело.
— Так почему бы вам не стать невежливым? Попробуйте. Я разрешаю вам стать невежливым. Ну, что же вы?
— Очень хорошо, — сказал Блэкшир совершенно спокойно. — Вам нельзя пить, миссис Кларво. Перестаньте, пожалуйста.
— Пожалуйста. Все-таки «пожалуйста». Иначе вы не можете, потому что вы — джентльмен. Прирожденный джентльмен. А Дуглас — прирожденный студент. Изучает фотографию. Я говорила вам?
— Скажите еще раз, если вам так хочется.
— Его наставник — мистер Терола. Очень интересный человек. Не прирожденный джентльмен, как вы, но очень интересный. Нельзя быть одновременно и тем и другим. Трагедия, не правда ли? А почему бы вам и дальше не быть невежливым? Продолжайте. Мне нельзя пить. Что еще?
— Я приехал поговорить об Элен, миссис Кларво, а не о вас.
На щеках Верны появились красные пятна.
— Это вполне невежливо. Хорошо. Продолжайте. Говорите об Элен.
— Как вам, должно быть, известно, я вот уже год занимаюсь ее ценными бумагами.
— Я не знала. Элен не доверяет мне, особенно в денежных делах.
— Вчера она попросила меня оказать ей услугу в другом качестве, в качестве следователя. В городе некая женщина звонит по телефону, угрожает и говорит непристойные вещи; Элен — одна из ее жертв. Из того, что мне удалось узнать об этой женщине сегодня, я могу сказать одно: она опасна.
— А чего вы ждете от меня? Элен достаточно взрослая, чтобы самой о себе позаботиться. Кроме того, для чего у нас полиция?
— Я побывал в полиции. Сержант, с которым я говорил, сказал, что только по их участку подобные жалобы поступают ежедневно дюжинами.
Опьянение понемногу выветривалось. Руки Верны беспокойно теребили одна другую, левое веко начало подергиваться в нервном тике.
— Понятно. Но чем я могу помочь?
— Неплохо было бы, если бы вы пригласили Элен какое-то время пожить у вас.
— У меня? В моем доме?
— Я понимаю, что вы с ней не очень дружны, но…
— Никаких «но», мистер Блэкшир. Это исключено. Когда Элен решила покинуть этот дом, я попросила ее не возвращаться. Она говорила непозволительные вещи о Дуги и обо мне. Такое не прощают. Она, надо думать, не в своем уме, если рассчитывает вернуться сюда.