— Ты, конечно, в восторге от нее.
— Слава Богу, хоть один из нас не судит о людях скоропалительно.
— Скоропалительные суждения — самые верные.
— Почему это?
— Потому что в противном случае люди начинают нравиться не благодаря своим внутренним качествам, а из-за того, что отвечают каким-то твоим запросам.
— А тебе не кажется, что это из тебя выпирает степень доктора философских наук?
— И пусть себе выпирает, — сказала Клер. — Я готова держать пари, что она пережила какое-то горе. И не спрашивай снова — кто. Ты знаешь, о ком я говорю.
— Большинство из нас время от времени переживает какое-нибудь горе.
— Я думаю, у Эвелин это было не время от времени. Мне кажется, она когда-то испытала страшное потрясение.
— Может быть, ее лечили шоковой терапией.
— Ты, видно, считаешь, что это смешно.
— Самую малость смешно.
— Собственно говоря, я встречала людей, прошедших лечение шоковой терапией, и все они одинаково осмотрительны, не более. Если им задают вопрос, они предпочитают, чтобы его повторили. И прочее в таком же духе.
— Так ты думаешь, что твою новоиспеченную подругу выпустили под честное слово из желтого дома?
— Ничего подобного, — живо ответила Клер. — Я считаю, что она испытала потрясение в жизни. Интересно, какое.
— Ну, насколько я тебя знаю, ангел мой, ты вытянешь из нее всю ее историю при вашей следующей встрече.
Джон ошибся. В последующие месяцы эти две женщины встречались довольно часто, иногда даже случайно, так как жили в нескольких кварталах друг от друга, а иногда сговаривались встретиться за ленчем, вместе пообедать или пойти в кино; но каково бы ни было пережитое Эвелин потрясение, она о нем не упоминала, а на намеки или прямые вопросы Клер отвечала молчанием или мягким протестом. Поначалу такая способность Эвелин хранить свою тайну мучила Клер, вызывала ее досаду, но со временем она стала уважать это качество своей подруги.
Когда Джону, преподавателю биологического факультета, требовалось выехать в учебную экспедицию на лоно природы, Эвелин часто приходила в их дом ночевать, так как Клер боялась оставаться одна.
Джон подтрунивал над женой по этому поводу:
— В твоем-то возрасте и при твоей комплекции бояться темноты?
— Я ничего не могу с этим поделать.
— А как же ты жила до замужества?
— До замужества я жила в многоквартирном доме. Подо мной, надо мной, справа и слева жили люди. А переборки такие тонкие, что слышно, как упадет булавка, так что опасность быть убитой в собственной постели совсем невелика. Иное дело — жить в доме вроде нашего. Здесь мы отрезаны от людей.
— Подъездной дорожкой и парой цветочных клумб.
— Нет; ты знаешь, что я хочу сказать.
Он действительно хорошо знал, что имела в виду Клер. Она выросла в большой семье, жила в дортуарах школы-интерната. Всегда кругом были люди: братья и сестры, подруги и дальние родственники. Оставаясь одна в отдельном доме, Клер чувствовала себя неуверенно, и Джон был благодарен Эвелин за то, что она составляет компанию его жене, когда он уезжает. Он давно утратил первоначальное недоверие к Эвелин и теперь считал ее спокойной и уравновешенной девушкой, лучшей подруги для жены не придумаешь.
Во вторник утром Джон выехал с группой студентов первого курса на полевые исследования в Национальный парк возле Лос-Падрес, а к вечеру пришла Эвелин, чтобы пообедать вместе с Клер и заночевать у нее. Они планировали пойти посмотреть спектакль в театре «Билтмор Боул», но это мероприятие пришлось отменить, так как Клер вернулась из университета с сильной простудой. Наглоталась антигистаминов и кодеина, в восемь часов легла в постель и проспала полсуток.
Проснувшись на следующее утро, услышала звяканье тарелок и запах подгоревшей ветчины. Завернувшись в мягкий купальный халат мужа, пошла на кухню и увидела, что Эвелин готовит завтрак.
Клер зевнула и сказала:
— Я бы съела лошадь.
— Возможно, тебе и придется это сделать. Я испортила остатки ветчины.
— Мне нравится, когда она прожаренная.
— Она не прожаренная, она обугленная.
— Что ж, Джонни всегда говорит, что каждый должен съедать какое-то количество угля. Он обладает очищающими свойствами.
— У тебя есть шанс пополнить его запасы.
— Это очень приятно, не правда ли?
— Я вижу, сегодня тебе получше.
— О да, конечно. А как ты?
Эвелин обернулась, лицо ее было бледным и отсутствующим.
— Я? Я никогда ничем не болела.
— А вид у тебя нездоровый. Если бы я не знала тебя так хорошо, то подумала бы, что ты вернулась с попойки.
— Попойки — это не по моей части.
— Я пошутила. Ни в коем случае не хотела тебя обидеть.
— В последнее время я легко обижаюсь.
— Я знаю. Мы с Джоном это заметили и не могли не удивиться.
— Чему?
— Отчего бы тебе не выйти замуж?
Эвелин молчала.
— Я хочу сказать, — заявила Клер с какой-то застенчивой серьезностью, — что замужество — чудесная вещь для женщины.
— О-о!
— В самом деле. Не знаю, что тебя так веселит. Что тут смешного?
— Боюсь, ты меня не поймешь, — улыбаясь, сказала Эвелин.
В четверг днем Клер вернулась с занятий немного раньше обычного, около половины пятого. Уже темнело, и она не заметила стоявшую у тротуара машину, пока не вышла погулять с собакой. Та бросилась через лужайку к автомобилю и начала скрестись лапами в переднюю дверцу.
Мужчина в серой фетровой шляпе высунулся из окна и сказал:
— Это не очень хорошо для окраски автомобиля.
— Понимаю.
Клер подхватила и прижала к себе извивавшуюся собаку.
— Вы — миссис Лоренс?
— Совершенно верно.
— Я — Пол Блэкшир. Я звонил вам в университет сегодня днем.
— Ах да.
— Мисс Меррик у вас?
— Сейчас нет. Но скоро придет. Если хотите зайти и подождать…
— Спасибо, с удовольствием.
Она провела его через лужайку, немного побаиваясь, что впускает в дом незнакомца, но она не могла придумать, как бы вежливо отделаться от него.
В гостиной она зажгла все четыре лампы и оставила занавески незадернутыми, а когда Блэкшир уселся на тахту, она села на стул с прямой спинкой в другом конце комнаты.
— Мой муж, — твердо сказала она, — вернется с минуты на минуту.
Блэкшир бросил на нее лукавый взгляд:
— Очень хорошо. Мне, возможно, понадобится и его помощь.
— В чем?
— Я пытаюсь найти некую женщину. И у меня есть основания полагать, что Эвелин Меррик знает, где она.
— Вы хотите сказать, что Эвелин помогла ей исчезнуть?
— Да, но не совсем в том смысле, какой вы имеете в виду.
— Не понимаю.
— Исчезновение этой женщины не было добровольным.
Клер, упершись кулаками в бедра, обратила к нему бледное удивленное лицо:
— Что вы под этим подразумеваете?
— Но это же очевидно, миссис Лоренс.
— Вовсе не очевидно. Никакой ясности. Вы меня смутили. Я ничего не понимаю.
— Я тоже не понимаю, но стараюсь понять. Вот почему я здесь. Женщина, которая исчезла, — Элен Кларво, мой друг. В свое время она также была подругой Эвелин Меррик.
— В свое время. Значит ли это, что они поссорились?
— Скажем, они утратили контакт. До этого понедельника. Вечером мисс Меррик позвонила Элен Кларво в гостиницу, где та проживает. Не буду вдаваться в подробности, но уверяю вас, это был совсем не обычный звонок подруге. В результате разговора мисс Кларво попросила меня отыскать Эвелин Меррик.
— Зачем?
— Она была взволнована и испугана тем, что сказала ей мисс Меррик. В последующие дни я обнаружил, что необычные телефонные звонки, можно сказать, специальность Эвелин Меррик. Некоторые люди, когда испытывают огорчение, взрываются, другие уходят в себя, третьи пишут странные письма. Эвелин Меррик звонит по телефону.
— Вздор, — резко сказала Клер. — Я не верю этому. Эв не любит телефонных разговоров. Кому это знать, как не мне: я ее ближайшая подруга.
— Послушайте, миссис Лоренс, у этой женщины могут быть особенности, о которых не знает не только ближайшая подруга, но и сама мисс Меррик.