– Ты-то откуда знаешь Харуну?
Я еще отступил и объяснил, что случайно познакомился с ней в больнице.
– Понятно, – фыркнула Миура и вернулась в класс. Кажется, я наступил на больную мозоль, но не успел толком распереживаться по этому поводу, как девушка вернулась с сумкой на плече. – Пойдем, по дороге расскажу.
Она продолжила путь, не дожидаясь ответа. Я немного растерялся, но бросился следом.
– Значит, ее до сих пор не выписали? – наконец произнесла Миура, когда мы миновали ворота. В ее голосе сквозила еле заметная тоска.
– По-моему, она в больнице уже давно. Ты к ней не ходила?
Харуна так и сказала, что у нее не осталось друзей и навестить ее никто не ходит.
– В последний раз заглядывала после выпуска из средней школы. Она слегла недели за две до этого.
– Как жалко…
– Она тогда плакала. Очень хотела попасть хотя бы на выпускной. Вот с тех пор и не виделись.
– А почему? – спросил я, и Миура умолкла секунд на десять, прежде чем ответить:
– Да нипочему. В старшей школе дел прибавилось. Учеба, подработка…
– Понятно…
Мне показалось, что она придумывает оправдания, но вслух этого говорить не стал. Хотя не сомневался, что ее Харуна хочет увидеть намного больше меня. Наверняка в эту самую минуту сидит одна в палате и рисует.
– Мне на работу надо, так что пока!
Но по дороге Миура все-таки успела кое-что мне рассказать. Потом мы добрались до станции, и она скрылась в торговом центре напротив. Мне до этого уже кто-то рассказывал, что она работает там в какой-то кафешке.
Провожая Миуру, я ушел в другую сторону от остановки, и пришлось возвращаться. Тут-то меня и настиг дождь, которого я опасался. Я припустил, чтобы спастись от капель под навесом.
В салоне автобуса я мысленно раз за разом прокручивал наш разговор. Девочки дружили с детского сада и вместе проучились в начальной и средней школе. Из-за слабого здоровья Харуна больше ни с кем не общалась.
Не прошло и двух месяцев с поступления в седьмой класс, как Харуна угодила в больницу, и отпустили ее только через полгода. И то ненадолго: девушка постоянно выпадала из школьной жизни, а других пациентов знала лучше, чем собственных одноклассников. Но все выписывались раньше нее и исчезали из ее жизни. С Харуной оставалась только Миура. А теперь и та отдалилась. Хотя я так и не понял почему.
Миура рассказала, что с ее подругой. Она не знала точное название болезни, но что-то очень редкое. Неизлечимое и сложное. И больше ничего. Мне показалось, она не знает, что Харуне осталось жить всего ничего.
Вдруг я вспомнил рисунок. И подумал: может, та вторая девочка и есть Миура? Может, Харуна рисовала, вспоминая, как они вместе ходили в школу и как маленькими гуляли в парке? Запечатлевала на бумаге дни, которым не суждено вернуться.
По дороге от остановки до дома меня поймала Нацуми. Сестра как раз возвращалась после кружка духовых инструментов. Дождь утих настолько, что мы обходились без зонта.
– Акито, ты какой-то грустный, – заметила сестра, заглядывая мне в лицо.
– Неправда. Лучше скажи: привыкла к школе?
– Ага! И с ребятами подружилась, и в кружке мне нравится! – бодро отрапортовала Нацуми.
– Ясно. А как учеба?
– Ну-у-у… – протянула сестра в ответ. С учебой она никогда не ладила. Я ей с первого класса помогаю.
– В общем, если будет еще что-то непонятно, только скажи, и я тебе объясню.
– Ага, обязательно! – обрадовалась она и невинно улыбнулась. Когда меня не станет, она останется одна. Справится ли?
Но стоило мне увидеть, как бодро она припустила к дому, когда тот показался впереди, и тревога отступила.
Зато я вновь вспомнил Харуну. Когда же все-таки снова к ней наведаться? Может, в следующий раз прихватить какой-нибудь гостинец?
Я размышлял, глядя вслед маленькой фигурке Нацуми.
И глазом моргнуть не успел, как пролетело четыре месяца с тех пор, как мне объявили прогноз на остаток жизненного срока. Иными словами, мне осталось восемь месяцев. Какое странное и сюрреалистичное чувство. У меня разве что дыхалка периодически чуть-чуть сбивалась на больших дистанциях, но ни в груди не болело, ни задыхался я за это время ни разу.
Я постоянно читал в Сети о своей болезни.
Моя опухоль, по сути, рак сердца. Я такого словосочетания раньше никогда не слышал. И неудивительно, потому что обычно рак возникает не там. Теории существуют разные, по одной из них – в сердце самая высокая в организме температура, поэтому раковые клетки быстро гибнут. Но в редких случаях и там вырастает злокачественная опухоль. До чего же мне в самом деле не везет.
И к моему ужасу, смерть с таким диагнозом иногда наступает внезапно. Поэтому всякий раз, желая семье спокойной ночи, я рисковал открыть глаза не в постели, а где-то очень и очень далеко. У меня в груди часовая бомба, но никто не знает, на какое время выставлен таймер.