Осталось еще два:
«Раз все равно умирать, то прихвачу с собой козла, которого больше всего ненавижу».
Вот о таком еще не думал. Есть такие типы, которых я на дух не переношу, но все-таки не настолько, чтобы желать им смерти. Мне этого вообще не понять.
А в последнем комментарии значилось:
«Я бы встретился с человеком, о котором часто вспоминаю».
Совру, если скажу, что таких нет. У меня есть двоюродный брат, который на четыре года старше и уже учится в университете, а еще бабушка с дедушкой, которые живут в деревне. Мы ездим к ним каждый новый год, но в этот раз я подхватил грипп и остался дома. Неплохо бы их проведать напоследок.
Пока я думал, с кем бы еще хотелось увидеться, перед мысленным взором появилось еще одно лицо.
– Эй! Хаясака! Заберу сейчас телефон! – пригрозил учитель, и я тут же спрятал смартфон обратно в карман.
– Простите, – извинился я, и мне неловко улыбнулась Эри.
После уроков я сел на автобус и отправился в больницу. Именно там я надеялся встретить «ту, о ком часто вспоминаю».
Не то чтобы решил прислушаться к совету в интернете, но все равно ведь думал ее проведать. С самой прошлой встречи хотелось узнать, как там поживает незнакомая девушка. Может, сегодня опять рисует? Как ее, интересно, зовут? Дорога незаметно пролетела за размышлениями.
Когда я сошел на остановке, дождь, который не переставая лил с самого утра, прекратился, в небе даже показался синий клочок. Я поставил зонт в стойку у входа в больницу и зашагал к лифту.
По коридору неспешно бродили медсестры, у приемных кабинетов сидели пациенты с родственниками. Я только краем глаза смотрел на людей вокруг, вдыхая запах антисептиков, и шел прямиком к цели. Без колебаний нажал в лифте на четвертый этаж.
Сердце в груди уже так не трепетало, как в тот день, когда я впервые заговорил с девушкой. Я сам удивлялся, до чего сегодня спокоен.
На четвертом этаже я миновал сестринский пост и вскоре оказался у зоны отдыха. Там все сверкало от солнца, только что выглянувшего из-за туч. Тут и там сидели пациенты с посетителями. Но девочки среди них не оказалось.
Я решил ее подождать и опустился в свободное кресло у окна.
Но она не появилась и через пятнадцать минут.
А ведь наверняка она все еще здесь. Я поднялся, жалея, что опять впустую потратил один из немногих отведенных мне дней. Не знаю, где ее палата, и имени не знаю, чтобы спросить у медсестер. Они, может, и поняли бы, о ком речь, если бы я сказал: «Девочка, которая все время здесь рисует», – но связываться не хотелось. Да и вряд ли сестры покажут, где палата такой хорошенькой девушки подозрительному типу вроде меня. На сегодня, наверное, хватит.
Я вызвал лифт. Тот поднялся с первого этажа, и навстречу мне вышла «та, кого я часто вспоминаю».
Она держала под мышкой альбом, взглянула на меня без какого-либо выражения и так же констатировала:
– О, опять ты!
Я растерялся от такого неожиданного поворота событий и ничего не ответил.
– Опять кого-то навещал?
– А? А, да. Навещал.
Точно, я же не говорил ей, зачем приезжал в больницу. И напрочь забыл, что она решила, будто я тут кого-то проведываю.
– Ого. Все, уже домой?
– Ну… На самом деле я завернул сюда попросить, чтобы ты мне еще раз показала рисунки, но не застал и уже хотел уходить, а тут ты, как-то так, – выпалил я на одном дыхании, и девушка улыбнулась – правда, только на мгновение.
– В комнате отдыха сегодня людно. Пойдем ко мне в палату?
И зашагала дальше, не дожидаясь ответа.
Мы прошли мимо сестринского поста и завернули за угол. А мне подумалось, что такой и должна быть неизлечимо больная девушка. На лице словно застыло выражение тоски и одиночества, и казалось, что девочка вот-вот растает.
Вовсе не та беззаботная улыбка, которая приклеилась к губам героини из того фильма. В это выражение верилось больше, и я, удовлетворенно кивнув, проследовал за провожатой. Она остановилась у дальней палаты.
– Ко мне уже так давно никто, кроме родных, не заходил. Прошу, – пригласила она меня как будто в собственную комнату.
На дверной табличке я прочел: «Харуна Сакураи».
Внутри оказалась всего одна койка. Получается, индивидуальная палата.
У самого входа к стене примыкала чистая раковина, а за ней стояла аккуратно заправленная постель. У окна висел телевизор, а в окно открывался вид на рыжий закат. На тумбочке громоздились альбомы, а рядом лежали карандаши.
– Тебя зовут Харуна?
– Да. Назвали так потому, что родилась весной[4]. Очень незамысловато. Можно было и поинтереснее придумать, – усмехнулась девушка, усаживаясь на койку. И спросила без особого интереса: – А тебя как?
4
Имя Харуны содержит иероглиф «хару» – «весна». В свою очередь, первый иероглиф фамилии – «сакура». Этот цветок в японской культуре ассоциируется с мимолетностью жизни, которая увядает так же быстро, как облетают прекрасные весенние цветы.