Вплоть до этого момента никто из участвовавших не знал подробно, что же происходило в ставке Гитлера и в Берлине. Только когда после 20 часов была принята новая телеграмма с требованием назначить политического уполномоченного и в ней были названы имена бывших австрийских политических деятелей, возникли догадки, что дело идёт о политической акции. Несмотря на распространившуюся неуверенность, Эзебек и Кодре всё же опирались на полученные приказы. Поднятые по тревоге части 117-й и 417-й дивизий находились на марше с целью захвата важных объектов. После нескольких телефонных переговоров с Бендлерштрассе раздался звонок от Кейтеля. Тот приказал отменить намеченные меры, и Эзебек отдал соответствующие приказания. Вскоре позвонил Штауффенберг: «Кодре, что случилось? Вы что, задумали спрыгнуть?» Кодре успел лишь ответить: «Только что звонил Кейтель», как связь сразу прервалась. Генерал Эзебек извинился перед арестованными и отпустил их на свободу. Но капитан Сцоколль всё ещё не хотел примириться с провалом и безуспешно пытался соединиться по телефону с Бендлерштрассе.
Как сообщает Отто Хартмут Фукс, который в это время за принадлежность к католическому движению Сопротивления находился в венской военной окружной тюрьме в X округе, он и другие заключённые вечером 20 июля, по существу, находились на свободе. Тюремщик, до того обращавшийся с ними особенно строго, вдруг стал необычайно любезен. Однако утром 21 июля их снова посадили, а тюремщик стал ещё строже, чем прежде62.
Наибольший размах и эффективность заговор приобрёл в Париже63. Уже после 14 часов полковник Финк получил в Париже по телефону из Цоссена шифровку о покушении — на Бендлерштрассе в это время о совершившемся покушении ещё ничего не знали. Однако точная информация поступила только в 16 часов 30 минут в результате телефонного звонка Штауффенберга двоюродному брату Цезарю фон Хофаккеру. служившему подполковником в штабе главнокомандующего войсками на Западе и являвшемуся одним из руководителей группы заговорщиков во Франции. Хофаккер немедленно проинформировал командующего войсками во Франции генерала Штюльпнагеля, вокруг которого спустя короткое время собралась группа посвящённых офицеров. Щтюльпнагель отдал заранее намеченные приказы: подъём по тревоге надёжных войск, занятие важных зданий, арест офицеров СС и СД, прекращение радио- и телефонной связи между Францией и Германией, включая линии, соединяющие с Берлином, захват парижской радиостанции. Около 18 часов 30 минут Штюльпнагелю позвонил Бек. Штюльпнагель подтвердил своё безоговорочное участие — несмотря на всё же появившееся у него сомнение в гибели Гитлера. Одновременно он доложил Беку о принятых мерах.
Главнокомандующий войсками на Западе генерал-фельдмаршал Клюге, в прошлом неоднократно соглашавшийся на выступление против Гитлера, а потом снова отказывавшийся, около 18 часов 45 минут имел телефонный разговор с Беком, с которым его соединил Штюльпнагель. Бек настойчиво призывал его присоединиться к акции. Но Клюге уже слышал сообщение о том, что Гитлер лишь легко ранен, и потому заявил Беку: ему надо сначала посоветоваться со своими офицерами, а потом он через полчаса сообщит о своём решении. Затем Клюге получил как подписанный Вицлебеном приказ о введении чрезвычайного военного положения, так и телеграмму Кейтеля, запрещавшего выполнение приказов Вицлебена, Бека или Гёпнера. Из ОКВ ему было по телефону подтверждено Штиффом, что Гитлер не погиб в результате покушения. Если раньше Клюге колебался, то теперь он решил отмежеваться от заговора.
В 22 часа по тревоге был поднят для удара по СС и СД 1-й охранный полк. Атака на их казармы была назначена на 22 часа 30 минут.