– А вот и вы! – громко воскликнул он, не сразу осознав, что слова эти вырвались именно из его горла. – Генерал сообщил мне, где вас найти!
Если Конверс был поражен, то человек этот просто онемел и от растерянности почти утратил дар речи.
– Le general? [22] – пролепетал он чуть ли не шепотом. – Он… сообщать вас?…
Его английский оставлял желать лучшего, и это было на руку Джоэлу. Быстрый поток почти непонятных слов, произносимый с достаточной уверенностью, возможно, откроет им обоим железную дверь. Джоэл повернулся к охраннику, следя за тем, чтобы рука его с атташе-кейсом оказалась за спиной генеральского служаки.
– Моя фамилия Симон. Полагаю, что вице-директор предупредил вас обо мне.
Близкое соседство фамилии и должности администратора оказалось достаточным для охранника. Сверившись с лежащим на столе списком, он удовлетворенно кивнул:
– Oui, Monsieur. Le directeur… [23]
– Пошли! – Подталкивая атташе-кейсом человека в светло-коричневом плаще, Конверс двинулся к выходу. – Генерал ждет нас снаружи. Пошли! Да пошевеливайтесь же!
– Le general? – Руки человека в плаще машинально ухватились за дверную решетку, и за несколько секунд они оказались в пустом переулке. – Qu’est-ce que са? Quest le general?… [24] Где?
– Здесь! Он приказал ждать здесь. Вам. Вы должны ждать его тут.
– Arretez! [25] – Противник его постепенно приходил в себя. Левой рукой он прижал Конверса к стене, а правая тут же исчезла за отворотом плаща.
– Не сметь! – Джоэл уронил атташе-кейс, схватил чемодан и, как бы заслонившись им от пуль, чуть было не бросился вперед. Но тут же остановился: в руке у человека в плаще был не пистолет, а плоский прямоугольный предмет, обтянутый черной кожей. Тонкий металлический стержень пополз вверх. Антенна… У него рация!
Все мысли разом вылетели из головы Конверса, сейчас он был способен только на рефлекторные действия. Человек этот не должен воспользоваться рацией, иначе тут же заговорят другие рации. В порыве отчаяния Джоэл подсек чемоданом колени человека в плаще, левой рукой вырвал у него рацию, а правую резко выбросил вперед, стараясь попасть в горло французу. Затем он рванул человека на себя и, когда их тела ударились о каменную стену, стукнул француза об нее головой. Кровь сразу залила его лицо. Джоэл старался не думать сейчас, он просто не мог позволить себе этой роскоши. Если бы он только задумался, его бы вырвало. Действовать, только действовать!
Человек в плаще лежал неподвижно. Конверс подхватил обмякшее тело под мышки и прислонил к стене, подальше от выходной двери. Машинально подобрав рацию, он сунул ее в карман. Испуганный, сбитый с толку, он постоял некоторое время, пытаясь сориентироваться, затем, увидев то, что ему требовалось, подхватил атташе-кейс и чемодан и бросился вперед. Такси стояло у обочины, шофер спокойно курил, не подозревая о том, что происходило в тридцати ярдах от него.
– Аэропорт де Голля! – крикнул Джоэл, распахивая дверцу и бросая свои вещи. – Пожалуйста, скорее, я тороплюсь!
Он скрючился на сиденье, его голова болталась на подушках, он задыхался и жадно ловил ртом воздух.
Мелькание уличных фонарей, густые тени, падавшие в салон автомобиля, странным образом помогли ему привести в порядок мысли, пульс его постепенно успокоился, а задувший в полуоткрытое окно ветерок осушил вспотевшие виски и затылок. Ему нестерпимо хотелось курить, но приходилось сдерживаться, опасаясь приступа тошноты. Он зажмурился так сильно, что перед глазами у него закружились белые искры, они помогли разогнать царивший у него в голове мрак. Он чувствовал страшную слабость и знал – причиной ее является не только страх. Тут было нечто иное, оказывающее парализующее действие ничуть не хуже страха. Сейчас он совершил акт грубого насилия, отвратительный и ужасный. Он напал на человека, стремясь причинить ему боль, изувечить, а то и вовсе убить. Возможно, именно это и произошло, не важно почему, но он убил человека! Чем можно оправдать проломленный череп? Можно ли считать это самообороной? Черт побери, он же человек, для которого основой всего являются слова, логика, но никак не кровь! Кровь осталась в прошлом, мучительном, горьком прошлом.
Воспоминания эти относятся к другому и столь далекому от цивилизации времени, что Конверс старался забыть о нем. Он дал себе зарок, не возвращаться к тем дням, он дал себе это обещание, когда вокруг него царили ужас и насилие в их самом страшном виде. С мучительной болью он припомнил последние часы перед последним побегом – спокойного великодушного человека, без него он умер бы в яме глубиной двадцать футов, в которую сажали всех нарушителей порядка.