В «Закатном ветерке», как и весь Тир, тронутом запустением, он поинтересовался у друга:
– А не раскурочат твою глиняную трубу? Поди, догадаются, что там внутри дорогой амулет.
– Не, ее молотом не разобьешь. Укреплена, как городские врата. Пожалуй, получше «пыльной стены» будет… – ответил Рус.
Друзья выпрыгнули на привычной поляне в гоштовом саду среди наполовину высохших деревьев и ступили на пожухлую, иссушенную солнцем траву, присыпанную пока еще тонким слоем пыльного ярко-желтого карагульского песка. Разговаривая, шли к дому, предвкушая вкусную еду, которую готовили две оставшиеся на вилле поварихи, и старались не обращать внимание на явные признаки наступления пустыни, уже достигающей сердца Тира, его столицы.
Бассейн во внутреннем дворике пересох, но в доме водопровод работал исправно. Заметив хозяев виллы еще издали, Асмальгин распорядилась быстро разогреть давно готовую еду и вышла встречать совладельцев. Домоправительница, как обычно, пожаловалась на страшную дороговизну всего, особенно продуктов на оскудевшем рынке и на нехватку слуг, из-за которых дом и сад стояли полузаброшенными. Посетовала на тяжелую жизнь вообще и на свою судьбу в частности: мол, когда же Рус заберет ее в Кальварион, о котором ходит столько восторженных слухов. После всего не удержалась и выплеснула на Руса, которого считала очень покладистым, свое сожаление и снова как бы намек на просьбу:
– Умирает Эолгул, господин Рус, видят Предки – умирает. Это все лооски, которые прокляли наши земли перед тем, как всем до одной издохнуть!
Это было явное преувеличение. Скончались только самые сильные жрицы, а остальные превратились в обычных, не склонных к Силе женщин. Некоторые убили себя (отравились, повесились, утопились), а многие просто пропали, словно их никогда и не было. Затерялись, растворившись среди населения без всякой магии: зеленоглазые красотки идеального телосложения превратились в ничем не примечательных матрон. Разве что, несмотря на возраст (от старух до юных девушек), сплошь незамужних и бездетных. Возможно, и в Эолгуле осталось несколько бывших младших жриц, тщательно скрывающих свое прошлое. Асмальгин не видела и неувязок с «проклятием», которое два года назад, с началом массового бегства рабов в пятно, она сама считала направленным исключительно на невольников, а теперь расширила на все пятно в целом.
– А может, эта засуха, подобной которой на моей памяти не было, а я уже пять десятков годов на этом свете мучаюсь, – это Знак от них, от Предков, да не иссякнет память о них! А?
– То есть? – не понял Рус.
– Второй год не посылают они дождей, а в Кальварионе, говорят, все благоухает! Это правда?
– Да.
Хотел добавить, что там всегда благоухает, но домоправительница не дослушала.
– Это Знак нашему кочевому народу! Предки хотят, чтобы мы все, все тиренцы ушли туда! – воскликнула она с неприсущим ей фанатизмом и, вдруг осознав это, стушевалась. – Я правильно думаю, господин Рус?
– Ох, Асмальгин! Видят боги, не до тебя сейчас! То у тебя пятно проклято, то там, наоборот, счастливые долины Предков – не поймешь. На стол накрыто? Мы с господином Андреем борка готовы съесть…
Домоправительница с достоинством поклонилась, пряча смущение, и торжественным движением руки открыла путь в столовую, откуда доносились волнующие голодное естество запахи.
Вот за этим обедом Рус и вспомнил о давних задумках «универсальной защиты». Поделился соображениями с Андреем, тот горячо поддержал это начинание, идущее наперекор Воле богов в том виде, в котором ее преподносили в орденских школах. И в перерывах между заботой о мелиорации вверенной им части тирских посевов старые друзья приступили к реализации невозможного. Благо необходимые алхимические ингредиенты теперь всегда носили с собой, в пространственном кармане Андрея.
К сожалению (а для Руса – к счастью), зять Пиренгула не мог тратить свое время исключительно на помощь тестю. На плечах князя Руса Четвертого лежали Кушинар, который просто опасно было надолго оставлять без присмотра, и Этрусия, куда его, пасынка их бога – Френома, часто звали поприсутствовать то там то сям; хотя сам пасынок считал, что в царстве славных воинов он лично уже не требовался: Эрлан отлично справлялся с царской должностью, а «заветов» Рус написал лет на полста вперед. Орден Призывающих расправлял крылья – даже самые ярые противники нового подхода к воспитанию Духов соглашались с тем, что орденские ученики стали намного сильнее среднего воина Призывающего. Школьные жрецы-наставники только-только освоили Русов курс, который он им закончил начитывать еще полтора года назад, а учить их дальше – только портить. Пусть сначала эти знания дойдут до автоматизма. Страсти между грусситами и гросситами, периодически вспыхивая, все же сходили на нет. В общем, личное присутствие Руса в той большой северной стране требовалось исключительно на праздниках. А был еще и Кальварион, где его и боялись и боготворили как «побратима» Эледриаса и эксперта «по каганам», и где его всегда ждала любящая жена, которая, кстати, решилась-таки исполнить свою главную миссию – забеременела.