9 июля, больше недели назад, позвонили из банка «Миллениум», где имелся практически обнуленный счет, и с уважением поведали, что на этот самый счет поступили тридцать тысяч евро. Отправитель неизвестен. Заинтересует ли пана Раковского данная информация? Информация не могла не заинтересовать…
Он лихорадочно оделся. Не пить четыре дня – пора и честь знать. Половина восьмого – до встречи в Гайданском парке шесть с половиной часов. Он пойдет на встречу. Но как прожить эти долгие часы, чтобы не было страшно?
Анджей побрился, оделся, покопался в коробке с грязным бельем, отыскивая старые джинсы, где лежали скрученные купюры. Организация Альбрехта Ангерлинка, активно изживающая всё, что не является богоугодным (если не соврал), не выходила из головы. На улице было пустынно. Он зажал в кулаке банкноту, перебежал дорогу. Магазин на улице Войжека был закрыт. Пришлось тащиться полквартала к другому заведению. Район Стародворы, где жил Анджей, был не самой фешенебельной частью Бялоленки. Унылый, с однообразными панельными коробками – их возводили в начале пятидесятых, когда половина Варшавы еще лежала в руинах. За полвека в Стародворах ничего не изменилось. Публика здесь обитала не самая обеспеченная, было много безработных. Потребление алкоголя считалось нормой. Раковский пристроился в конец короткой очереди, настороженно осмотрелся. Магазин был тоже – не для самых привередливых посетителей. «Голдвассер», «Альпейску» и знаменитый польский «Чёпин» в подобных заведениях не продавали. Публика – сплошные «джентльмены». Дешевая «оковита» разлеталась, как стая голубей. Посетители неандертальского вида угрюмо пересчитывали центы, вполголоса что-то обсуждали (очевидно, жития святых и великомучеников). За Анджеем пристроился невысокий мужчина с пустым пакетом – рожица хитрая, оттопыренные уши.
– Вам, пан? – учтиво глянул продавец.
– Что-то доброе, – буркнул Анджей.
– Насколько доброе?
– Не зли меня, Збышек, – разозлился Раковский. – Говори, что есть.
– Знаю, – осенило продавца. – Только для вас, пан Анджей, – он жестом фокусника извлек из-под прилавка витую емкость. – Шотландское виски «Dewars». Девятнадцать евро. Двенадцать лет выдержки. Двенадцать лет! – возвысил голос продавец. – Вот это выдержка!
– Не бери, пан, за углом разливали, – поднял голову неандерталец.
– Знаю, – отмахнулся Анджей. – Элитный «Dewars» за девятнадцать евро… все равно давай, – он бросил на прилавок купюру.
– А мне зубровку, маленькую… – уже тянул мятую банкноту коротышка.
В бутылке действительно плескалось виски – примитивное, но не суррогат. Раковский сидел на кухне, тянул глоток за глотком, пытаясь заглушить страх. Поговорить не с кем. Алька на работе, к другу Павлу Айзику лучше не подступаться – рабочий день в разгаре, он очень занятой частный детектив. Может, жениться? Позвонить Алиции, сделать предложение. Посмотреть, как она облезет от удивления. Свить уютное гнездышко, сделать женщину, наконец, счастливой…
Глупые мысли не отвлекали. Будущее неумолимо приближалось – со скоростью шестьдесят минут в час. Зазвонил телефон.
Анджей мрачно посмотрел. Потом все же взял трубку и ответил.
– Пан Раковский? – как ни в чем не бывало осведомился мужчина.
– Весь внимание.
– Моя фамилия вам ни о чем не скажет. С вами хотят встретиться – по важному и неотложному делу. Скажем, в пять часов дня. За вами заедут. Только не делайте, пожалуйста, глупостей, – в голосе собеседника проскользнули веселые нотки. – Вам сделают небольшое, но интересное предложение.
– От которого я не смогу отказаться, – пробормотал Анджей.
– Сможете, пан Раковский. Но предложение действительно интересное. Проще согласиться, чем отказаться.
Абонент повесил трубку. Кожа покрывалась потом. Это не люди Ангерлинка. Те звонили вчера ночью и назначили встречу на два часа в Гайданском парке. Голос другой. А кто тогда? Он трезвел от страха. Алкоголь не спасал. Не следят ли за ним?