Можно еще было попытаться представлять себе всякие успокоительные картины, например, саму себя в окружении родных, друзей и знакомых, лежащую на смертном одре… Все проливают слезы, прощаясь со мной, а я, собрав последние силы, посылаю близким свое благословение, особенно наиболее интересным мужчинам из числа моих бывших поклонников…
О, эти люди еще оценят потерю в моем лице по достоинству, когда, увы, меня уже не будет на свете, и им придется горько оплакивать свои ошибки…
Но даже отрадные картины чужой скорби совершенно не могли убаюкать меня и отвлечь от угнетающей мысли — где же все-таки Лида? Не случилось ли с ней и вправду чего-нибудь страшного?
Как хорошо, что я уже давно и безвозвратно распрощалась с мечтой о спокойной жизни, ведь не обратить никакого внимания на известие о бесследном исчезновении молодой девицы с моим характером просто невозможно… Признаться, с годами я стала все лучше и лучше понимать фразу, широко распространенную в могильных эпитафиях: «Здесь обрел он долгожданный покой». Видимо, при жизни покой был для этих бедняг недоступной роскошью…
Только на рассвете мне удалось ненадолго провалиться в тяжелый, тревожный сон, но и во сне меня не оставляло ощущение, что где-то рядом стряслась беда, и мне было стыдно за собственную бездеятельность…
Проснулась я с твердым намерением немедленно предпринять какие-нибудь шаги в поиске пропавшей девушки. Предчувствие подсказывало мне, что это будет нелишним. Позвонив для очистки совести в пансион, я узнала от мадам Здравомысловой, что Лидочка так и не вернулась.
Не позавтракав и ничего не сказав мужу (не хотелось будить его ни свет ни заря), я отправилась в «Доброе дело». Поиски Лидии, наверное, нужно начинать оттуда.
Встретили меня плачущая Варвара Филипповна (милая женщина, но редкостная зануда!) и божественный аромат свежеиспеченных булочек с корицей. Девушки из пансиона завтракали, собираясь на работу. О Лидочке не было ни слуху, ни духу…
— Господи, Господи, что же могло случиться с бедняжкой? — причитала Варвара Филипповна. — Если бы она собралась к кому-нибудь в гости или в дальнюю поездку, то уж наверное посоветовалась бы со мной. Я всегда охотно объясняю юным, не знающим жизни девушкам, как им следует поступить в том или ином случае…
Честно сказать, я не уверена, что юные, не знающие жизни девушки приходят в восторг, когда им назойливо объясняют, как следует поступить. Скорее напротив. Но все же вряд ли кто-либо из них решится сбежать только потому, что нравоучения мадам Здравомысловой надоели им до смерти…
— Я всегда боюсь, что кто-нибудь из наших девочек по неопытности свяжется с подлецом и негодяем и погубит себя, — продолжала заботливая вдова. — Если говорить откровенно, сейчас девушки гораздо чаще ухитряются связываться с недостойными мужчинами, попросту — с настоящими подонками, чем во времена моей юности. Подозреваю, что неопытных девушек всегда тянет к темным личностям, но раньше за ними присматривали и ограждали от непоправимых ошибок, проявляя определенную строгость. Матери, тетки, старшие сестры обычно хорошо знали, что у юных девиц на сердце, а отцы не стеснялись отказывать от дома молодым прохвостам. А теперь барышни предоставлены сами себе, должного воспитания они не получают и, кроме всего прочего, ведут очень своеобразный образ жизни. Дошло до того, что юные девицы начали сами выбирать себе друзей! А если они ошибаются и губят себя, окружающие думают: «Так ей, дуре, и надо!» Вот в старые времена…
Я позволила себе довольно бесцеремонно перебить мадам Здравомыслову с ее бесконечным обличительным монологом:
— Варвара Филипповна! Что толку рассуждать о том, насколько все было лучше в старые добрые времена? Может быть, нам только кажется, что тогда все было лучше, и по одной простой причине — мы сами тогда были моложе…
Мадам Здравомыслова — очень ответственная женщина и само воплощение добропорядочности, но, увы, из тех, кому приходится постоянно, пардон, затыкать рот.
Я было хотела сразу же приступить к активным поискам исчезнувшей девицы, но ведь не обязательно делать это натощак. Запах свежей сдобы был таким манящим, что я не смогла удержаться и решила для начала выпить в пансионе стакан чаю.
В одной, нет, пожалуй, в двух сдобных булочках нет большой беды — ситуация совершенно непонятная, и мне следует поддержать свои силы, чтобы заняться поисками. Не столько ради чревоугодия, сколько ради благой цели заботы о ближних, я на сегодня забуду о необходимости беречь фигуру.