Тилли вымоталась и замерзла. Она даже выпила большой бокал чистого виски, но оно только обожгло горло.
— Что люди подумают? — вопрошал Вилли, и тут она впервые открыла рот и произнесла:
— Что тебе лучше не вмешиваться. Ты мог только помешать.
— Господи! Что ты такое говоришь!
— Тихо! — вяло попросила она. — Слышишь, что я тебе говорю, Вилли? А ты задумывался над тем, что ты вообще наговорил мне в последнее время? С той поры как эта девушка вошла в твою жизнь, я ничего от тебя не слышала, кроме попреков. Я тебе сейчас кое-что скажу. Не бойся — упрекать тебя не буду. Так вот. Норин снова появилась в твоей жизни, причем не одна. Она вот-вот родит твоего ребенка. Во всяком случае, думаю, что это твой ребенок.
Вилли не воскликнул «Что?», не рванулся из комнаты, чтобы найти Норин. Он сидел неподвижно, ни один мускул на лице не дрогнул. Казалось, он лишился жизни, услышав такую потрясающую новость.
Тилли встала, подошла к сыну и дотронулась до его руки:
— Ты не знал?
Он глубоко вздохнул, слегка пожал плечами и спросил:
— Где она?
— В голубой комнате. Она… сейчас пришла в сознание. Она долго пролежала в канаве. Но она очень хотела и… — Тилли остановила его, потому что он двинулся к двери, — у нее начались роды.
— Нет!
— Да.
— Врача позвали?
— Нам придется обойтись своими силами.
Она взяла Вилли за руку и вывела в коридор, а потом по галерее в западное крыло дома. Они редко пользовались этой частью дома, но, как обычно, три или четыре гостевые спальни были наготове. Тилли придерживалась этого правила, хотя уже много лет у них никто не гостил. Теперь же в этих комнатах пылали камины. Симон занимал комнату, известную как желтая, а Норин — голубую.
Открыв дверь в голубую комнату, Тилли жестом попросила Пег выйти. Вилли медленно переступил порог и замер — он увидел очертания тела на кровати. Он быстро подошел, наклонился и вгляделся в белое лицо и широко открытые глаза.
— Норин! — выдохнул ее имя Вилли. В это время Тилли подвинула ему кресло, и он сел. Взяв в ладони повернутое к нему лицо, Вилли снова прошептал: — Норин!
Она не произнесла ни слова и не пошевелилась.
— Я же не знал, — выдавил он, — почему ты молчала? Это ужасно, ужасно. Боже ты мой!
Почувствовав, что дверь закрылась за матерью, и что они одни, Вилли наклонился над Норин и прикоснулся губами к ее губам. Не ощутив ответа, он тихо спросил:
— Больно?
— Да.
Так похоже на нее, она никогда не тратила лишних слов.
— Господи, как же я по тебе скучал. Искал и искал день за днем. Где ты была?
— В Ньюкасле.
— Ньюкасле? — Он взял ее руку и положил себе на грудь. — Я был на каждой улице, в каждом переулке, каждом доме. Нед даже устал искать со мной. А ты все время была там. Милая моя…
— Пожалуйста, не плачь. — Норин легонько коснулась его щеки. — Не волнуйся. Что бы ни случилось, не волнуйся.
Он хотел что-то сказать, но она приложила пальцы к его губам.
— Послушай меня, Вилли. Ни в чем себя не вини, понял? Все то, что случилось, произошло, потому что я этого хотела. Это не твоя вина, тебе не в чем раскаиваться. Запомни это.
Он крепко держал ее за руку. Ему вдруг показалось, что зрение на мгновение улучшилось, и он видит ее лицо. Оно разительно отличалось от того лица, которое он хранил в памяти до сих пор. Щеки запали, кожа серая. Вилли видел, как Норин крепко закусила губу, болезненная гримаса исказила ее лицо, но именно в этот момент он узнал женщину, о которой мечтал. Норин громко застонала и поджала колени.
— Что с тобой? Норин, что с тобой? Я позову маму.
Она задержала его руку, и с трудом выговорила:
— Ты… не можешь послать за моей мамой?
— Да-да, конечно. — Вилли тут же вскочил. — Мы… мы сейчас ее привезем. — Он торопливо пошел к двери, вытянутой рукой нащупывая дорогу. Он уже почти ничего не видел, только смутные контуры комнаты. Открыв дверь, Вилли закричал: — Мама!
Тилли, находившаяся рядом, спросила:
— Да, в чем дело?
Он поймал ее протянутую руку.
— Норин… ей больно… она хочет видеть свою мать. Как ты думаешь, мы сможем до нее добраться?
Тилли ответила не сразу:
— Сделаем все возможное. Иди к себе. Пег! — позвала она, и когда Пег подошла, велела: — Побудь с ней, я скоро вернусь.
В холле Тилли после недолгого колебания попросила Пибоди:
— Скажи Артуру и Джимми, что я хочу их видеть.
Она знала, что они, как и все остальные, очень устали — они несли носилки всю дорогу. Но она также знала, что и в ад они пойдут не задумываясь, стоит ей приказать.
Когда слуги подошли, Тилли обратилась к ним:
— Я знаю, что прошу слишком многого. Более того, мне бы не хотелось этого делать. Но девушка в плохом состоянии и зовет свою мать. Как вы думаете, вы сможете ее привезти?
Джимми ответил без малейшего колебания:
— Если это вообще возможно, мы ее доставим, Тилли. Есть хорошая новость, снег кончился.
Артур добавил:
— И уж коль скоро мы туда направляемся, то зайдем в деревню и позовем акушерку. Если нам удастся доставить сюда миссис Бентвуд, то и акушерку тоже.
Тилли одобрила:
— Хорошо, постарайтесь уговорить ее.
— Уж уговорим, не беспокойся.
— Спасибо. — Тилли придирчиво осмотрела обоих и сказала: — Оденьтесь потеплее и захватите с собой фляжку.
— Да мы о себе позаботимся, не волнуйся. — Мужчины уже собирались уйти, но в этот момент появился Стив. Глазами он подозвал Тилли и тихо сообщил:
— Он пришел в сознание. Я ему сказал, что с дочерью все в порядке, но он зовет жену.
— Я только что за ней послала.
Стив задумчиво посмотрел на Тилли и выговорил:
— Ну, мне кажется, ей некуда торопиться. Похоже, он отдает концы. — Она вздрогнула. А Стив добавил: — Думаю, спина у него сломана, и что-то внутри повреждено. Кровь идет.
Тилли опустила голову и спросила:
— Он знает, где находится?
— Да, знает. Когда он пришел в себя и открыл глаза, то оглядел комнату и произнес твое имя, твое старое имя…
Она не стала спрашивать, какое имя. Она не сомневалась, что выговорил он его с ненавистью. Следующие слова Стива поразили ее в самое сердце.
— Он говорил без горечи. Мне кажется, он понимает, что его часы сочтены, так что если ты можешь — зайди к нему, иначе он умрет, так и не освободившись от груза, который так долго носил в себе.
Тилли отвернулась и довольно долго стояла неподвижно. Наконец, она услышала торопливые шаги в холле и шум суеты. Подняв голову, она молча вошла в желтую комнату. Стив вошел следом.
В дверях она замешкалась, и ему пришлось подтолкнуть ее вперед. Тогда она подошла к кровати. На столе стояли две лампы, освещая лицо Симона. Его глаза были открыты, лицо сморщено в болезненной гримасе, рот приоткрыт. Симон постоянно облизывал губы, как будто испытывал жажду. Тилли посмотрела куда-то в сторону и спросила:
— Может быть, дать ему попить?
Стив не успел ответить, как с кровати раздался низкий, скрипучий голос:
— Нет, я не хочу пить. Ничего мне не надо. — Симон долго молчал, глядя ей прямо в глаза. — Ты и так достаточно мне навредила, не так ли, Тилли? Ты пришла, зная, что мне конец? Но сердцем ты не могла не понимать, что прикончила меня много лет назад. Ты сломала мне всю жизнь. И знаешь что? — Симон вцепился в свое горло и попробовал сглотнуть.
Стив быстро подошел к нему и потребовал:
— Не разговаривай.
Симон снова сглотнул, взглянул на Стива и сказал:
— Буду говорить, сколько захочу. — Потом перевел взгляд на Тилли и продолжил, на этот раз с большим трудом: — И я вот что хочу сказать, ты вовсе этого не стоила. Люси стоит… десятерых таких, как ты. Ты… ты слышишь? Люси… золото.