Мама называла ее выдумщицей и мечтательницей. Это правда. И на крыльях мечты она улетела из мира, в котором женщины слишком быстро старели, слишком рано теряли надежду… и слишком рано умирали. — Прости, мама, — прошептала она. Коттен капнула духами за уши и закрыла ящичек с косметикой. На кухне сгрызла батончик мюсли и выпила чашку растворимого кофе. Завтракая, она разглядывала плиту. На вид — плита как плита. На всякий случай Коттен вытащила сковородку из шкафчика и поставила на конфорку рядом с чайником. Отлично.
Она прошла десять кварталов от своего дома до штаб-квартиры CNN. Было холодно, но Коттен этого почти не заметила. Ей не терпелось получить ответы на свои вопросы.
Неожиданно заверещал мобильник.
— Алло, — произнесла она, лавируя в толпе.
— Привет, солнце. Ты вернулась!
— Несси! — Коттен улыбнулась, обрадовавшись звонку подруги.
— Ну, как оно прошло? Похоже, там становится очень жарко.
— Ты не поверишь, в каком дерьме я побывала за последние дни… — Она принялась рассказывать — но все же пропустила ту часть истории, где Арчер умолял ее взять шкатулку и смотрел жутковатым взглядом, словно знал ее, и говорил на языке, который существовал лишь в ее собственном мире. Языке, которого никто бы не понял. — Потом пришлось подкупить турков на границе. И я целый день ехала в автобусе, в котором от людей воняло козлятиной. И кажется, контрабандой протащила с Ближнего Востока в США какой-то артефакт.
Проходя мимо газетного киоска, она заметила заголовок в «Нью-Йорк Тайме»: «ПОДГОТОВКА К ВОЙНЕ УСКОРЯЕТСЯ».
— А больше ничего особенного не было. Ты соскучилась?
— Еще бы, — ответила Ванесса Перес. — Я за тебя волновалась. Как твой шеф, злится?
— Наверное, ему пришлось пить раза в два больше таблеток от давления, чем обычно. Я сейчас на работу иду. У меня с ним встреча в девять тридцать, а в десять монтаж.
— А как твой терновый венец?
— Несси, ну зачем?
— Он там будет?
— Может быть. А может, мне повезет, и он уедет на задание.
— Лучше подумай, что ты ему скажешь при встрече.
— У нас все кончено.
— Ага, я это уже слышала.
Сердце подпрыгнуло. Несси и правда это слышала, не один раз. Коттен всегда говорила это искренне, хотела верить, что с ним покончено. Но теперь все должно быть иначе. Отношения с ним были неправильными, мучительными, вели в тупик. Надо убедить себя, что Торнтон остался позади — этот чемодан упакован и отправлен в прошлое.
— У тебя сегодня есть съемки? — спросила Коттен.
— На Саут-Бич — это для «Гавайских тропиков». Скоро увидишь меня на рекламных щитах чуть ли не голышом, в одном крошечном бикини.
Коттен рассмеялась:
— Срази их наповал.
— Естественно, — повисла неловкая пауза. Потом Ванесса сказала: — Не поддавайся ему.
— Поверь в меня хоть немного.
Коттен обдало волной теплого воздуха, когда она проходила сквозь вращающиеся двери в здание CNN.
— Вот зачем нужны друзья. — Ванесса полупропела строчку из песни Берта Бакарэка[2]. Их личная мантра.
— Хорошо, что ты такая красивая, потому что петь ты точно не умеешь, — хихикнула Коттен.
— Я тоже тебя люблю, — отозвалась Ванесса и отключилась.
Коттен сунула мобильник в карман пальто и остановилась перед экраном над постом охраны — транслировали отрывки из ежегодного доклада президента о положении в стране.
Она расписалась в журнале регистрации и прицепила пропуск.
Студии телекомпании, звукозапись, копировочные, залы спутниковой связи, комнаты техников занимали первые семь этажей. Коттен доехала до восьмого, где располагались монтажные и архивы СЫН.
— Коттен…
Голос Торнтона Грэма.
Она натянуто улыбнулась и кивнула. Черт, почему надо было наткнуться на него в первую же минуту?
— Так приятно тебя… Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил он. — Виду тебя…
— Нормально. Просто тушь кончилась, вот и все. Он поцеловал ее в щеку, и от запаха его туалетной воды нахлынули яркие воспоминания.
— Есть минутка? — Он поманил ее в свой кабинет.
— Я очень тороплюсь.
— У тебя еще час до монтажа, я проверял.
— Мне сначала надо кое-что найти.