Обнимаю тебя и остаюсь с пожеланиями успехов в Валахии,
Во славу Господа нашего Единого и Вездесущего –
Елизар Бык.Заливая это письмо сургучом, и прикладывая к нему свой перстень, на котором в сложном узоре монограммы, посвященные в тайны братства могли бы разглядеть знак десятой заповеди, Елизар Бык с улыбкой наблюдал в окно как офицер его охраны, командующий копейщиками, передает такое же запечатанное сургучом письмо литовскому купцу, выезжающему со двора.
В одной из лучших комнат дорогого дома на Литовском купеческом подворье Новгорода, где один день пребывания стоит дороже, чем добрый конь с полной сбруей, Елизар Бык прощался со своими друзьями и единоверцами.
Он протянул письмо скромно одетому в простое монашеское платье полноватому молодому человеку с умными и веселыми глазами.
— Известного книжника и брата десятой заповеди Симона Черного отыщешь в Валахии, вероятнее всего в Бухаресте при дворе господаря Стефана, однако, возможно, ты нагонишь его даже раньше, если он задержится в Бахчисарае, где по моим сведениям, наш ученый брат собирался остановиться на некоторое время. Постарайся стать ему полезным своим умом и знаниями, Неждан, и тогда тебя ждет прекрасное будущее — Симон готовит почву для бракосочетания своей воспитанницы волошской принцессы Елены, и если она станет королевой в одном из ближайших княжеств, то тебе может выпасть роль ее личного канцлера.
— Дай Бог здоровья Симону, принцессе Елене, тебе, Елизар и конечно, тебе мой дорогой друг и учитель, Аркадий!
Неждан спрятал письмо, низко поклонился Аркадию и поцеловал его протянутую руку, потом обнялся с ним, с Быком, широко улыбнулся и, прощально взмахнув рукой, вышел.
— Я надеюсь, он доберется, — полувопросительно сказал Бык.
— Не сомневайся, — ответил Аркадий, — если говорят, что язык до Киева доведет, то девять языков доведут хоть на край света! Кроме того, он может предъявить опасную грамоту, подписанную самим московским митрополитом Геронтием. С этой грамотой ему в Московском княжестве даже разбойники не страшны — они тоже православные.
— Подпись поддельная? — поднял брови Бык.
— Подпись подлинная, — улыбнулся Аркадий, — правда, грамота была в начале совсем другая, но наши мастера сделали все, как надо.
— Превосходно! Ну, что ж, и нам пора прощаться, — сказал Бык. — Итак, ты отправляешься в Углич?
— Да, но не сегодня.
— С минуты на минуту начнется штурм. Ты не опасаешься?
— Напротив, я жду его с нетерпением. Я ведь должен получить обещанную награду за то, что назвал изменников и выдал в руки Москвы архиепископа!
— Ты меня удивляешь! Неужели тебе не известна благодарность московитов? Они сочтут, что гораздо проще повесить тебя за твои услуги, чем заплатить за них!
— Заплатят, и притом в тот же день, когда войдут в город. Дело в том, что я намекнул кое-кому о моих доверительных отношениях с Феофилом и когда, схватив его, они не обнаружат сокровищ архиепископа, что, по-видимому, уже произошло, они немедленно отправят ко мне человека, с мешком денег, который попытается выведать, знаю ли я что-нибудь о местонахождении сокровищ архиепископа. Я получу московские деньги, которые мне весьма пригодятся в пути до Углича, — зачем вводить в расход Братство, — затем обнадежу московского человека, а потом мы с ним оба, скорее всего, погибнем от рук не в меру воинственных и пьяных московских воинов, ворвавшихся в новгородский купеческий дом в поисках заговорщиков. Таким образом, я исчезну с глаз Патрикеева, как трагически погибший герой борьбы с Новгородом.
— Что ж, это убедительно! Тогда мне лишь остается подготовить благополучный переход в руки Великого Московского князя полюбившихся ему еще с прошлого приезда Дионисия и Алексея и отправляться на Ильмень за соленой рыбой…
Аркадий уже прошел полпути от Литовского торгового двора до своего дома, когда послышалась глухая канонада, скрипучий треск ломаемого дерева и далекие крики множества голосов.
Осада Новгорода началась.