— Прости, князь, — помявшись, ответил Богун, — позволь мне не по службе, а по дружбе высказать суждение по этому поводу.
— Конечно, конечно, — ты не слуга — ты мой самый близкий друг и я всегда высоко ценю твое мнение!
— Понимаешь, Федор, если у Марьи было когда-либо такое намерение, она давно уже изготовила копию этого ключа, так что стремиться к его возвращению бессмысленно — проще приказать поставить на калитку новый замок. А раздражать несчастную покинутую девушку излишними напоминаниями о былом — жестоко!
— Видишь ли, Юрок, — слегка смутился Федор, — ты совершенно не знаешь Марьи! Я убежден, что ей и в голову бы никогда не пришло изготавливать копию этого ключа — она простая деревенская девушка и весьма далека от каких-либо тайн, интриг и тому подобных вещей. Но я хотел бы воспользоваться этим случаем, чтобы решить сразу две проблемы. Во-первых, я навсегда остаюсь в неоплатном долгу перед Марьей за то, что она спасла мне жизнь, когда негодяй Кожух собирался отравить меня по поручению дорогого братика Семена — я думаю, ты это хорошо помнишь… Чего я только не предлагал Марье, чтобы отблагодарить за эту услугу — она от всего категорически отказывалась. Я только теперь понимаю, что моя любовь к ней, нет — точнее то, что я принимал за любовь — это была всего лишь просто глубокая благодарность за ее поступок, которая постепенно переросла в привязанность, потому что она — Марья — она сама… Она сама все время подчеркивала свои чувства ко мне и мне это, конечно, льстило, но когда я встретил… даже только увидел Анну, я сразу понял, что настоящая любовь — это нечто иное… Тем не менее, я испытываю чувство глубокой вины перед Марьей, порой мне кажется, что я поступаю очень недостойно — но что я могу с собой поделать, скажи?! Нет, постой не перебивай меня — слушай. Так вот я решил, что должен Марью отблагодарить непременно. Я хочу, чтобы ты передал ее отцу эту шкатулку. Просто поставь ее перед ним и скажи, что это долг и благодарность князя Федора Бельского ему и его семье за дружбу, помощь и спасение моей жизни! И никаких отказов! Иначе я сочту это смертельным оскорблением моей чести!
Князь Федор передал Юрку большую старинную, очень красивую шкатулку красного дерева, тонко инкрустированную золотом с родовым гербом князей Бельских, и продолжал:
— Здесь находится дарственная грамота Марье Любич на пожизненное владение одной из принадлежащих мне деревень и золотые монеты в количестве, достаточном, чтобы составить очень хорошее приданое или безбедно прожить целую жизнь. Это — первое. Второе: меня несколько беспокоит, что уже более месяца Марья не подала о себе никаких вестей — я был бы безутешен, если б оказался причиной ее нездоровья или… Одним словом, прошу тебя выяснить, как она себя чувствует, все ли в порядке с ее здоровьем и не нужна ли ей какая-нибудь помощь.
— Хорошо, князь, — поклонился Юрок. — Я немедленно выполню твою волю.
…Князь Иван Ольшанский провел в замке Горваль более месяца, но ему так ни разу и не удалось толком поговорить с Федором.
Разумеется, они постоянно виделись во время обедов, прогулок, и бесчисленных развлечений, вроде фейерверков, маскарадов или выступлений бродячих музыкантов, которые князь Бельский устраивал едва ли не каждый день, стараясь развлечь своих гостей, а точнее одну гостью — княжну Анну, из-за которой он, казалось, позабыл все на свете, — но на серьезные обстоятельные беседы с братом, как это бывало раньше, времени не хватало.
Да что там греха таить, — честно говоря, князь Иван и сам немного втянулся в эту веселую сладкую и беззаботную жизнь, тем более, что княжна и ему казалась очень красивой девушкой, потому что была чем-то похожа на другую Анну — его жену, такую, какой она была еще десять лет назад.
Князь Иван, разумеется, не позволял себе ничего такого, что могло бы выйти за рамки обычных светских развлечений, так как был добрым православным христианином и верным супругом, несмотря на холодные отношения, царящие в его семье. Он давно уже подозревал, что жена, которую он искренне любил, вышла за него вовсе не по любви и даже не по расчету, потому что сама была не бедна, но лишь ради поддержания династических связей. Анна, урожденная княжна Чарторыйская, а ныне княгиня Ольшанская, любила в ранней юности совсем другого, незнатного молодого человека, но замуж вышла за князя Ивана, потому что это была «подходящая партия» — ее супруг носил древнее имя и был породнен с королевской семьей. То, что он был, наивен, как ребенок и слегка чудаковат в своем странном пристрастии к древнему оружию и рыцарским традициям, ее нисколько не смущало. Она быстро взяла бразды правления в свои руки, родила двух детей, превратила Ольшанский замок в чопорный, холодный дом, и завела в нем такие порядки, что князь Иван стал уезжать из собственного замка по разным настоящим и вымышленным делам все чаще и чаще, что Анну вполне устраивало.