– Спасти ее для вас? Никогда!
– Не выводите ложного заключения из моих слов. Пусть ваша ревность не смешивает мои опасения за честь Эклермонды с другими чувствами, которые, если бы даже я и имел их, мало значат в сравнении со страхом, который я ощущаю при мысли о ней.
– Я удостоверилась, что вы ее любите. Теперь выслушайте меня, Кричтон. Мой супруг, Генрих Наваррский, призывает меня к себе. Сегодня утром приехал гонец из его лагеря в По. Мой ответ зависит от вас. Хотите быть в числе моей свиты? Скажите да, и я сама отвезу ему ответ.
– Маргарита, зачем поеду я туда? Я уважаю храбрость Генриха Наваррского, я восхищаюсь его рыцарским характером, его добродушием, его откровенностью, но, посвятив себя делу вашего брата, как могу я стать под знамена его врага? Я не могу оставить французский двор.
– Не говорите намеками, мессир, вы не можете оставить вашу возлюбленную Эклермонду, вы отказываетесь сопровождать меня.
– Перестаньте меня терзать, Маргарита, умоляю вас. Если вы не желаете возвратиться со мной на празднество, позвольте мне идти одному.
– Идите.
– Прощайте, Маргарита! Я оставляю вас только на одну минуту.
– Навсегда! Мы прощаемся навеки, кавалер Кричтон.
– Навсегда? Маргарита, хорошо ли я расслышал?
– Останьтесь, – вскричала Маргарита после короткой, но ужасной внутренней борьбы. – Останьтесь, я вам приказываю. Прошу вас, не возвращайтесь на праздник, проявите ко мне сострадание, Кричтон.
– Это промедление бесчеловечно. Даже и теперь я, может быть, слишком поздно приду предупредить ее об опасности, которая ей угрожает. Генрих может восторжествовать, если я опоздаю. Маргарита, я с вами прощаюсь.
– Итак, это правда! – вскричала Маргарита со взглядом, полным неизъяснимого страдания. – Мои ужасные подозрения подтверждаются. Вы меня никогда не любили, неблагодарный, обманщик, никогда, никогда!
Кричтон хотел было заговорить, но Маргарита прервала его:
– Не произносите ложной клятвы, мессир. Вы не можете долее обманывать меня. Ах! Кричтон, возможно ли, чтобы вы забыли или готовы были забыть мою любовь? Возможно ли это? Но я не хочу более обнаруживать перед вами моей слабости. Оставьте меня, мессир, идите, идите!
Кричтон, казалось, колебался. Маргарита продолжала с прежней запальчивостью:
– Но не подходите к вашей возлюбленной Эклермонде, не осмеливайтесь, если дорожите ее жизнью, нашептывать ей слова любви или советы, потому что, клянусь вам моим спасением, если вы это сделаете, она не переживет этой ночи. Теперь, мессир, вы можете уходить. Впрочем, подождите, вы не уйдете отсюда один. После того, что я вам сказала, мне любопытно посмотреть, как поступите вы для спасения вашей погибающей невинности.
– Клянусь Богом! Сестра, вам не надо для этого далеко идти, – сказал Генрих, открывая портьеру и выводя вперед Эклермонду. – Ваше свидание, как видите, имело свидетелей.
– Генрих! – вскричала Маргарита строгим тоном, как только пришла в себя от удивления.
– Эклермонда! – вскричал Кричтон, отступая в изумлении.
Последовало минутное молчание, в продолжение которого все молча и с недоверием смотрели друг на друга. Один король казался равнодушным и спокойным. Присутствуя при подобных сценах, он был в своей стихии и с улыбкой напевал веселую арию, бывшую тогда в моде. Наконец Кричтон заговорил первым.
– Разве это в обыкновении у королей Франции, государь, – сказал он насмешливым тоном, – разыгрывать роль подслушивающих? Я читал рассказы о подобных происшествиях в арабских сказках, но в летописях вашего государства – это вещь небывалая.
– О, да! Конечно, если у них столько же шансов, как было у нас для получения награды за свой труд, – весело отвечал Генрих. – В любви, как на войне, все хитрости позволительны, а наш поступок к тому же освящен законом и обычаем, но мы об этом нисколько и не заботимся. Мы желали только убедить девицу Эклермонду в том, что она называет "вашей изменой", и для этого мы привели ее сюда. Эта портьера нас превосходно скрывала, и мы не потеряли ни одного слова из вашего разговора, ни одного упрека нашей сестры. Благодарим вас за ваше доброе о нас мнение, благодарим вас за ваши прекрасные намерения относительно девицы Эклермонды, которые она находит совершенно бесполезными, и всего более благодарим вас за то, что вы вполне оправдали ее подозрения в вашем непостоянстве. Вот и все, кавалер Кричтон.
– Поздравляю ваше величество с находчивостью, которую вы проявили, но отнюдь не с деликатностью.
– Ей-богу, – вскричал Шико, принадлежавший также к этой группе и до сих пор с большим трудом удерживавшийся от вмешательства в разговор, – наш друг Генрих слишком великий государь, чтобы не быть свободным от общепринятых слабостей. Деликатность никогда не была его слабой стороной.
– А вы, Эклермонда, – сказал с упреком Кричтон, – вы согласились на эту…
– На эту низость, хотите вы сказать, – с презрением перебила его Маргарита. – Называйте поступок вашей возлюбленной его настоящим именем, это самое для него подходящее. Сердце мое говорило мне, что она находится возле нас. Инстинкт ненависти никогда меня не обманывает.
– Поэтому вы слышали наш разговор, сударыня? – спросил Кричтон.
– Я его слышала, – отвечала Эклермонда, сильно краснея.
– И вы знаете, какая опасность вам угрожает? – прибавил Кричтон, бросая на Генриха выразительный взгляд. – Еще один шаг, и вы бесповоротно погибли.
– Я это знаю, – отвечала Эклермонда.
– Выслушайте меня, – продолжал Кричтон с умоляющим взором.
– Изменник для обеих! – прошептала Маргарита. – Берегитесь, одно слою – и ее участь решена.
Но Кричтон не обратил никакого внимания ни на угрозы Маргариты, ни на проявления неудовольствия Генриха.
– Эклермонда! – продолжал он с тем же жаром. – Умоляю вас всем, что для вас свято, внять моим советам: остановитесь, одумайтесь или вы навсегда погибнете.
– Боже мой! Вы, мой милый Кричтон, смахиваете на гугенота. Вы проповедуете в духе, достойном самого ярого баптиста, а не легкомысленного танцора, каким мы вас предполагали. Наша милая Эклермонда невыразимо обязана вам за ваши заботы и советы, но она имела достаточно времени поразмыслить, стоя за этими шторами, и ее выбор уже сделан. Она предпочитает любовника, который может предложить ей сердце, двор, положение, звание, власть и почти половину трона, тому, кто не может дать ей не только ни одного из этих даров, но даже цельного сердца. Достаточно ли для вас этого ответа, мессир?