– Твои чары начинают действовать, – сказала она, – молодая девушка смягчается.
– Проклятие! – вскричал с яростью Руджиери.
– Как? Разве ты не доволен своим собственным делом? – спросила с удивлением Екатерина. – Ты с ума сошел.
– Оттого я и схожу с ума, что во всем сам виноват, – отвечал астролог. – Милостивая повелительница, – продолжал он, бросаясь к ногам королевы, смотревшей на него с возрастающим удивлением, – я всегда был вам верный слуга.
– О чем ты просишь?
– Я прошу у вас милости в награду за мою долгую службу, незначительной милости, ваше величество.
– Говори.
– Не дозволяйте, чтобы эта молодая девушка покидала эту комнату сегодня ночью. Если уж необходимо, чтобы она ушла отсюда, позвольте мне сопровождать ее.
Екатерина не отвечала, но захлопала в ладоши, и карлик, послушный поданному знаку, кинулся к двери.
Между тем, Джиневра, снова потерявшая сознание, скоро пришла в себя от ласковых слов маски. Опустив свои большие черные глаза, пугаясь встретить его взгляд, она обратилась к незнакомцу смущенным голосом:
– Простите, благородный рыцарь, что я так нескромно говорила с вами. Мои уста выдали тайну моего сердца, но, клянусь своим спасением, я бы не позволила себе подобных признаний, если бы могла подумать, что мои слова достигнут вашего слуха.
– Это уверение излишне, прекрасная Джиневра, – отвечал человек в маске, – но меня огорчает мысль, что вы полюбили человека, который может дать вам взамен только любовь брата. Выслушайте меня. При помощи этого ключа вы можете пройти подземным ходом в отель Суассон. Тогда вам будет уже легче скрыться. Выйдя отсюда, ждите меня со стороны, прилегающей к церкви Святого Евстафия, в продолжение часа. Если в течение этого времени я не присоединюсь к вам, то уходите, а завтра утром ступайте в Лувр. Там спросите девицу Эклермонду. Вы не забудете этого имени, Джиневра?
– Я буду его помнить, – отвечала итальянка с чувством ревности.
– Вы найдете ее в числе фрейлин королевы Луизы, отдайте ей эту бумагу.
– На ней кровь! – вскричала Джиневра, принимая письмо.
– Я начертал это острием моего кинжала. Но исполните ли вы мою просьбу?
– Я согласна.
– Ну а теперь, прекрасная Джиневра, – продолжал он, – вооружитесь всем вашим мужеством, вы должны одна выйти из этой комнаты.
– А вы?
– Не заботьтесь обо мне. Более дорогая жизнь, чем моя, зависит от этой бумаги и от вашего побега. Вы сказали, что любите меня, вы уже доказали мне вашу преданность. Но я прошу у вас еще и этого доказательства. Не останавливайтесь, что бы вы ни увидели или услышали, и уходите, когда я вам скажу. У вас есть кинжал?
– Разве есть итальянка, которая бы его не имела?
– Отлично. Вы, которую не страшит смерть, не должны ничего бояться. Вашу руку! Я снова вступаю в роль маски. Будьте тверды… О!.. Слишком поздно.
Это последнее восклицание вырвалось у Кричтона, когда он увидел, что входная дверь поднята и появляется стража Екатерины. Одна за другой мрачные фигуры входили в комнату, наконец был введен связанный человек в маске, которого вели Оборотень и Каравайя.
– Что все это значит? – спросила испуганная итальянка.
– Не спрашивайте меня, но следуйте за мной, – отвечал шотландец, поспешно подходя к королеве. – Ваше величество, – вскричал он, – прошу вас, позвольте этой молодой девушке удалиться, пока еще не совершена казнь. Позвольте ей подождать нас в коридоре вашего дворца.
– Будь по-вашему, – отвечала Екатерина.
– Уходите, – прошептал Кричтон Джиневре, – у вас ключ, вот потайная дверь.
– Она не выйдет отсюда, – сказал Руджиери, схватив за руку молодую девушку.
– Что значат твои слова, старик? – вскричал кавалер. – Какое ты имеешь право противиться тому, чтобы она ушла?
– Право отца, – отвечал Руджиери, – она моя дочь.
– Твоя дочь? – вскричала девушка, отступая с ужасом. – О, нет, нет, я не твоя дочь.
– Ты дочь Джиневры Малатеста, ты моя дочь!
– Не верьте ему, дорогой сеньор, – вскричала итальянка, хватаясь за шотландца, – он бредит! Я не дочь ему.
– Клянусь своей душой, я сказал правду, – вскричал Руджиери.
– Наше терпение истощилось, – сказала тогда королева. – Пусть эта девушка остается на своем месте, мы еще не закончили с ней. Казнь Кричтона должна совершиться безотлагательно.
– Его казнь? – вскричала итальянка. – Так это Кричтона будут убивать?
– Не тревожьтесь, – прошептала маска. – Не думайте обо мне, но, пользуясь смятением, постарайтесь скрыться.
– Ты угадала, – отвечала Екатерина, улыбаясь с жестоким выражением, – под этой маской скрывается лицо твоего возлюбленного.
– Эта маска! Ах!..
В эту минуту Екатерина захлопала в ладоши. Между солдатами произошло движение. Маску вытащили вперед, и Оборотень вынул шпагу.
Шотландец быстро стал между Екатериной и палачами. Он придерживал рукой маску.
– Вы сказали, что подадите знак к казни Кричтона, сняв свою маску, – вскричала королева, обращаясь к нему. – Готовы ли вы, сеньор?
– Я готов покориться своей участи, – отвечал Кричтон спокойным, твердым голосом, – но вы должны направить свою месть на меня. Я Кричтон.
С этими словами он снял маску.
– Проклятие! – вскричала Екатерина при виде лица шотландца. – Изменник! И мы так долго были тобой обмануты! Мы выдали тебе самые тайные наши намерения. Ты заставил нас поступить несправедливо с нашим близким союзником, нанеся ему жестокую непростительную обиду, мы… Но благодарение Богу, твоя хитрость не принесет тебе никакой пользы. Ты еще в нашей власти. Дон Винцент, – продолжала она, обращаясь к приведенному пленнику, маска которого, сорванная в суматохе, обнаружила угрюмое и надменное лицо, хотя и пылавшее гневом, но не утратившее выражения величия, свойственного всем благородным итальянцам, – чем можем мы искупить то оскорбление, которое против нашей воли нанесли вам?
– Я могу принять только одно удовлетворение, – вскричал Винцент, с силой отталкивая руку Оборотня и подходя к королеве.
– Сообщите нам свои желания, – сказала Екатерина.
– Я требую, чтобы вы даровали жизнь моему противнику, – отвечал Гонзаго.
– Клянусь Богом, – сказала тихим голосом Екатерина, – вы требуете от нас такой милости, которую мы не можем оказать вам. Смерть Кричтона необходима как для нашей, так и для вашей безопасности. Он должен умереть.