Показания Таганцева — смесь его реальных признаний в антипатии к советской власти (и тут ему, видимо, не приходилось ни притворяться, ни наговаривать на себя) и явной фантастики, когда речь идет, в угоду следствию, о деятельности не существовавшей в реальности организации. При этом, читая дело, трудно избавиться от ощущения, что
Таганцев, словно предполагая, что спустя десятилетия его показания будут читать беспристрастные историки, вставляет то и дело фразы типа «целиком ни одной части в распоряжении заговорщиков не было», «ни одной бронемашины, ни одной батареи не было», «не было у заговорщиков и денег», «только в г. Вышний Волочек я случайно узнал, что моя фамилия в качестве юденичского заговорщика фигурирует в списке в Петрограде», — как бы вскользь подбрасывая мысль — не было «боевой» организации в Петрограде, не было...
Если, как мы утверждали в предыдущей главе, Петроградской боевой организации не было, то что же было? Были люди в Петрограде, настроенные антисоветски. И понять их можно — ничего хорошего не получили от Советов целые социальные слои и группы. И была контрабанда через советско-финскую границу, в рамках которой существовал коридор по перемещению граждан бывшей России в суверенную теперь Финляндию. Поскольку других материалов у чекистов не было, а Таганцева удалось убедить (как обычно, обманув, наобещав «три короба») давать показания, он и давал. Вынужден было наговаривать следователям хоть какую-то информацию. Все это, естественно, наши предположения, основанные на анализе материалов дела. Несколько страниц в показаниях Таганцева, на которых строилось все обвинительное заключение, — это анализ политической и экономической ситуации в России 1921 г., пересказ, в общем-то, современникам достаточно известных сведений о причинах попыток представителей репрессируемых классов и сословий перехода советско- финской границы и т. д. Есть в этих показаниях не имеющая отношения к теме информация, есть и такая, что диву даешься, как она могла оставаться в деле! Единственное объяснение: чекисты были абсолютно уверены, что дело останется закрытым на миллион лет. Ибо в показаниях Таганцева не признание его вины, не факты, подтверждающие существование какое-то «боевой» организации, а обвинение. Приведем хотя бы один фрагмент в подтверждение:
«...После приезда в Москву я получил известие, что дома (в Вышнем Волочке, где Таганцев тогда временно служил. — был обыск и оставлена засада... засада сидела, ловила приходивших, потихоньку реквизировала вещи (! — причины были для многих совершенно непонятные, в особенности когда попал курьер Сапропелевого комитета, принесший от академика Ольденбурга находившуюся у последнего рукопись отца (академика Н. С. Таганцева, известного ученого), показавшуюся весьма контрреволюционного содержания, ибо там был разбор «Двенадцати» Блока с бунтарскими, как правило, рифмами. Курьер имел несчастье походить на поляка, называться Болеславом и обладать фамилией Гиль, служившей явным указанием на связь с англичанами». (В списках созданных фантазией петроградских чекистов «Английской шпионе - ко-белогвардейской группы» и «Польской шпионско-белогвардейской группы» фамилии курьера мы так и не нашли. Но, кстати, несчастный Гиль был курьером обычного учреждения, то есть разносчиком корреспонденции, а не курьером-подпольщиком тайной организации, и дальнейшая его судьба нам не известна, поскольку он не попал даже в группу «Курьеры Петроградской боевой организации», которая, отчасти, подходила ему по должности).
И далее читаем в показаниях Таганцева поразительную фразу: «Для других слухов... о поисках меня как англопольского шпиона, не было никаких оснований».
В первых показаниях Таганцева, таким образом, нет не только признания какой-то юридической вины перед Отечеством, но нет и никаких порочащих его фактов, которые могли бы использовать против него. Если даже и имели место антисоветские взгляды, то не было даже антисоветской агитации, тем более — вооруженной борьбы против существующей на тот момент власти. Как отмечено, между строк, в показаниях Таганцева, «Петроградская организация получила дополнительное наименование «боевой» уже во время следствия».
На допросе 16.08.21 г. Таганцев категорически отрицает связь его и близких ему по настроениям людей с Савинковым, которая была исключена, учитывая «близость его (Савинкова) к польской разведке, дружбу Савинкова с Пилсудским и отношение к Польше». А 27.08.21 Таганцеву приносят текст этих же показаний, в которые он вносит коррективы. Заметим при этом, что постановление Петроградской ЧК о его расстреле было вынесено 24.08.21. Он был уже обречен, а ему все давали показания на редактуру, обещали, сулили, обманывали, клятвенно заверяя, что освободят тех или иных случайно арестованных по делу, не будут инкриминировать те или иные преступления... Удивительный цинизм...