Никаких доказательств «провокационной деятельности» бывшего «товарища по партии» В. Д. Бонч-Бруевич, разумеется, не приводит, как не затрудняли себя доказательствами в 1921 г. петроградские партийцы. Но не будем здесь размышлять над своеобразием человеческой памяти, нашим умением «задним умом» объяснять события и факты прошлого. Не будем иронизировать над признаниями старых большевиков, на протяжении нескольких десятилетий не раз отказывавшихся от своих товарищей по борьбе, когда их приговаривали к расстрелу, и вновь вспоминавших о замечательных человеческих качествах пламенных революционеров, когда прокурорскими работниками доказывалась юридическая невиновность погибших в результате внесудебной расправы. Бог им судья. Поразмышляем над другим. При том, что «Дело Тихвинского М. М.» практически — пустая папка, история сохранила ряд фактов, характеризующих этого человека неоднозначно, давая возможность взглянуть на эту неординарную фигуру как бы с разных ракурсов. Итак, вернемся в 1905—1906 гг., когда, по позднему убеждению В. Д, Бонч-Бруевича, враг диктатуры пролетариата и возможный агент охранки Михаил Тихвинский служит вначале приват-доцентом, а затем и профессором в Киевском университете, помогает социал- демократам в изготовлении бомб для их террористической деятельности, укрывает, сильно при этом рискуя, партийцев-подпольщиков.
Попробуем взглянуть на жизнь молодого ученого как бы сквозь факты его «общественной» деятельности. Что это был за человек? Злой или «Добрый» (может, кличку дали от противного?), надежный, порядочный или так себе?
Вот, скажем, факты семейной жизни. Мать его, вдова священника, получала пенсию 28 рублей. Михаил Михайлович не только постоянно оказывает ей материальную помощь, но и фактически «выучивает» брата Всеволода. В декабре 1906 г. младший брат, наконец, заканчивает Санкт- Петербургский университет.
А вот другой штрих: 11 января 1911г. Совет министров России издал постановление «О недопущении в стенах высших учебных заведений студенческих собраний и вменении в обязанность полицейским чинам применять быстрые и решительные меры против них».
Посчитав сей факт проявлением политических репрессий против российской интеллигенции, считая политику тогдашнего министра просвещения недемократической и «репрессивной», 131 видный представитель передовой русской науки, крупнейшие профессора российских университетов покинули свои должности. Подали в отставку. Среди них был и молодой ученый М. М. Тихвинский. Что, тоже, скажете, полицейская провокация? Хотел тогда еще проникнуть в сплоченные ряды большевиков, чтобы «заваливать» подпольные мастерские «бомбистов»? А может с дальним прицелом создавал себе репутацию прогрессивного представителя российской интеллигенции, чтобы после 1917 г. проникнуть на руководящие должности при советской власти и выдавать секреты советской промышленности коварному шведу Нобелю? Не укладываются факты в прокрустово ложе явно заданной концепции мемуариста В. Д. Бонч-Бруевича. Зато они вполне в рамках жизни типичного для начала века, действительно прогрессивного российского интеллигента.
9 марта 1911 г. профессор М. М. Тихвинский подает ректору Киевского политехнического института заявление следующего содержания:
«Увольнение деканов А. Нечаева, С. Тимошенко и К. Шиндлера и невозможность возвращения этих видных