Приказания Тани, как всегда, были законом. Полмаркса, все-таки, втихомолку огрызнулся:
— «Довольно»?.. Ишь какая шустрая? Прицепилась на буксир и рада покомандовать…
Таня, действительно, наслаждалась ощущением мужской опоры. Ей впервые смутно понравилась сила мужских рук, так легко поднявших ее с земли, и теперь она беззастенчиво пользовалась своим положением «хромоножки».
— А тебе что — завидно?
— Вот еще что? А только это ведь эксплуатация человека человеком. И это в советской-то стране! Таня расхохоталась.
— А если человек не возражает? Верно, дядя Миша? Наша власть, братишка! Триста лет нашу бабью кровь вы, мужчины, сосали, дайте и нам пососать…
Веселая компания, шутя и пререкаясь, неторопливо шла по многолюдным аллеям парка, мимо американских гор, спортивных площадок, кегельбанов, театров, беседок, кино, мелких тиров, танцевальных уголков, качелей, гигантских шагов и прочих аттракционов парка. Незаметно друзья подошли к парашютной вышке. У ее ограды стояла возбужденная толпа, шевелящаяся и шумливая.
— Что там, — прервала разговор чуткая Таня. — Что там такое случилось?
Они подошли ближе. Какой-то серьезного вида пионер в очках солидно рассказывал своим друзьям, что тут только что «в лепешку, в дым» разбился один парень, парашют которого почему-то вовремя не раскрылся. Труп сейчас же был увезен каретой скорой помощи, но инструкторы напрасно зазывали молодежь продолжать прыжки. Зловещий глухой шум падения тела, казалось, еще звучал у площадки. Засыпанная песком кровь еще пугала впечатлительные молодые души.
— Как же, держи карман шире, — ворчливо говорил какой-то молодой рабочий, стоя в передних рядах. — Там еще та кровь, почитай, не просохши, а тут опять лети? А, может, я тоже сковырнусь к чортовой бабушке? Стедова, братцы, 60 метров. Чистая костоломка. Нет, братки, теперя дураков нету. Ежели раз осечка — никто больше не поверит…
Таню вдруг что-то взмыло. Она освободила свои руки и решительно шагнула вперед.
— Эй, товарищ инструктор! Давай я скачусь с неба, если мужчины труса празднуют. Герои тоже…
Молодой рабочий окинул ее презрительным взглядом.
— Храбрюга тоже нашлась тута… Треплешься, верно. Неужто полетишь?
— Полечу! — Голос Тани звучал звонко и решительно.
пропел насмешливо какой-то подпивший парень, ухарски подмигивая девушке.
— Ну, ну. Лети, лети, девка, пятки только не растеряй…
Угрюмый высокий инструктор парашютного дела просиял.
— Давайте, давайте, товарищ… А то, что ж такое выходит? Из-за какой-то глупой случайности все забастовали? А ежели на фронте?..
Но прежде, чем Таня и инструктор направились к вышке, к ним подошел рассерженный Пенза.
— Куда это вы собрались, Таня? — сурово спросил он. — Что за блажь?
— А почему бы нет? — вызывающе ответила Таня. — у вас разрешения должна спросить? Что ж, если мужчины на попятный пошли, может быть, советские девушки им пример показать смогут?
Ясные голубые глаза смотрели смело и прямо. Крутые губы сложились в уверенную, чуть презрительную усмешку.
— Что за ерунда, — решительно оборвал ее Пенза. — Причем тут мужчины? Ну, куда вам лезть?.. Товарищ, — обратился он к инструктору. — Не пускайте ее. Видите сами — у нее нога повреждена.
— А которое ваше дело? — недовольно возразил инструктор. — Она взрослая. Ей самой дело решать, что и как… Вы ей нянька или жених?
— Ерунда, не в том дело, — опять резко прервал Пенза. — Но не раненым же девушкам прыгать? — и неожиданно для самого себя добавил: —Давайте уж лучше прыгну я.
Он и сам не знал, почему внезапно сложилось в нем такое решение. Было так глупо из-за вспышки досады и самолюбия подвергать себя совершенно ненужному, бессмысленному риску. Но слово уже вырвалось и, злой и мрачный, сердито сунув удивленной и растерянной девушке свой стэк и трубку, он решительно пошел за обрадованным инструктором к вышке. В толпе прошел шум: нашелся, мол, смелый человек, который сейчас спустится на то «мокрое место», которое осталось от только что разбившегося прыгуна.
Оба молча поднялись в лифте на вышку. Там прыгуну прикрепили особо проверенный парашют. Длинный инструктор с опаской поглядывал на мрачное лицо рабочего, все еще боись, что тот может отказаться в последнюю минуту. Тогда ведь его день пропадет: толпе нужен был психологический толчок, чтобы она забыла происшедшую трагедию и опять дала прыгунов.