Сталин со вкусом выпил еще полстакана вина и заставил свои мысли опять вернуться в привычную политическую колею. Вопрос о соперничестве всегда был для него самым больным вопросом. Но ему уже удалось обезглавить партию; в ней не было теперь никого, кто мог бы стать опасным соперником; старая гвардия была уничтожена. Молотов — аккуратный служака и только. «Каменный зад» — звали его в стране и в партии. Он мог усидчиво работать в своем кабинете по 16 часов, но вести за собой? Нет, на это он не способен. Молодые силы — Жданов, Каганович, Хрущев, Андреев — еще не доросли даже до мысли о том, чтобы стать вождями…
В ГПУ-НКВД Ягода был страшной опасностью. Теперь его уже почти нет — он обречен, хотя официально еще нарком-связи. Других опасных людей расчистит Ежов. А если сам Ежов захватит очень уж много власти — ну, что ж (Сталин хмыкнул удовлетворенно) — «пойдет налево». Но после ликвидации, партии, как самостоятельной силы, после обезглавления второй опасности — НКВД — оставалась еще третья сила, с которой нужно считаться и… посчитаться. Эта третья сила — армия. Усиление армии было делом первейшей необходимости, но, укрепляясь, как орудие обороны, армия одновременно становилась все более ощутимым фактом внутренней политики. А это уже было Сталину никак не на руку.
Война, очевидно, так или иначе, неизбежна. Германия и Польша вооружались лихорадочным темпом. А готовое оружие имеет необычайную способность начинать, наконец, стрелять почти само собой. Причины для выстрелов изобретаются дипломатией уже потом… Сталин совсем не был против войны. Почему бы не распространить свою власть на всю Европу. Но Европа в 1920 году отбила первую вылазку воинствующего большевизма. Европа 1930-32 годов была страшно слаба. Ее сердце — Германия находилась накануне революции. Но тогда как раз Советский Союз, из-за перегибов в коллективизации, из-за «головокружения от успехов»[29] был сам неспособен на удар… Момент прошел. Германия выправилась и теперь стояла не только защитным валом перед Европой против большевизма, но и сама могла перейти в атаку. Гитлер, вооружавший страну по последним образцам военной техники, готовился к удару. Задыхаясь на своих песчаных полях, лишенная колоний, поднявшаяся после поражения и унижения страна, пристально смотрела на богатый восток. Drang nach Osten опять чувствовалось в воздухе. Вместо масла готовились пушки… Правда, в СССР военная, подготовка не отставала от германской. Тухачевский делал громадные и успешные усилия, чтобы довести Красную армию до предела ее силы. Какой ценой страна платила за эту подготовку — Сталину было безразлично. Пусть стонала Россия от переселения народов на восток, в Сибирь, Приморье, Туркестан. Пусть широким, кровавым. ковром покрыли концлагери весь север и восток России. Ничего! Нужно было во что бы то ни стало отодвинуть от запада и перенести на восток центры управления и индустрии страны. И насильно передвигать население к востоку. В этом состояла главная стратегическая подготовка к будущей неизбежной стычке…
Вся эта гигантская подготовка велась в СССР непрерывно, — но скрытно и тайно. Гитлер готовился, бряцал оружием и угрожал. Сталин тоже готовился, но в упрямом молчании. А если не молчал, то официально высказывал мысли, которые старые партийцы встречали с плохо скрытой, веселой усмешкой. Так, недавно он дал интервью американскому журналисту Ховарду и когда тот неожиданно спросил у Сталина насчет его намерения поднять мировую революцию, последний сделал «искренне наивное» лицо.
— Какую такую «мировую революцию»?
Американец даже смутился от подобной наглости.
— Помилуйте, мистер Сталин. Да ведь весь мир считает, что вашей задачей является установление мирового коммунизма путем революции во всех странах.
Еще более «удивленным» стало лицо красного диктатора.
— Откуда взялось такое странное мнение? Тут явное недоразумение. Наш Советский Союз думает только об устроении своей жизни и никогда не помышляет вмешиваться в дела других стран. Все басни о том, что мы стремимся к какой-то мировой революции — ничто иное, как фантазия наших врагов…
Сталин пыхнул трубкой и довольно крякнул, когда вспомнил огорошенное лицо американца и потом оживленные комментарии мировой прессы. Он прекрасно понимал, что для коммунистической и сочувствующей СССР прессы во всем мире подобного рода заявления — прекрасный пропагандный материал, и что нехитрые мозги среднего иностранца будут окончательно вывихнуты этим сенсационным утверждением.
Ну, конечно, таких людей, как Гитлер и Муссолини, всякими интервью не провести. И все равно — так или иначе, рано или поздно — война неизбежна. «Длительное сосуществование коммунизма и капитализма невозможно», — сказал еще Ленин. Но теперь вместо дряблых демократий выросла новая сила фашизма и национал-социализма. И эта сила смертельный враг… Да, война… Но если она вспыхнет, — не будет ли она грозить лично Сталину, пожалуй, даже в большей степени, чем самой стране? Боевые действия неизбежно выдвинут вперед военные потребности и руководителей армии. Потребуется напряжение всей страны, возбуждение в ней инстинктов патриотизма, неизбежные политические уступки, смягчение режима террора, выдвижение новых людей и пр. и пр. Если теперь Сталин в виде войск НКВД имеет внутреннюю армию, то ведь при вспышке серьезной войны нельзя будет оставлять в тылу массу хорошо откормленных преторианцев. Да и та, настоящая армия будет не в пример сильнее… И вот тогда — не появится ли у кого-либо из облеченных новой властью полководцев простая и ясная мысль: «А зачем, в сущности, нам теперь сам Сталин? Не будет ли без него победа проще и скорее достигнута»?.. Не найдутся ли в Красной армии, как в революционных армиях Великой французской революции, свои кандидаты в Бонапарты, которые, имея в руках военную силу, попытаются в первую же очередь избавиться от него, Сталина, пока что держащего теперь их в своем подчинении?
29
«Головокружение от успехов» — выражение самого Сталина, когда он, видя всеобщее возмущение в связи с ужасами насильственной коллективизации, обвинил в них… мелкую низовую сошку, мелких партийных чиновников, среди которых многие были расстреляны, а «перегибы» прекратились. Погибло, как считают эксперты, от 5 до 6 миллионов самых хозяйственных русских крестьян — «кулаков».