крыльях, как мурт. Он больше не военный корабль.
При упоминании о войне мысли Пазела сделали еще один скачок.
— Вы были на прошлой войне, мистер Никлен? — спросил он. — Большой, я
имею в виду?
— Второй Морской? Да, но только как щенок, не нюхавший пороха. Я был
моложе тебя, когда все закончилось.
— Мы действительно убили одного из королей Мзитрина?
— Ага! Шаггата! Шаггата Несса, его ублюдков-сыновей и его чародея, в
придачу. Знаменитая ночная битва. Их корабль затонул со всем экипажем недалеко
от Ормаэла, как ты, должно быть, знаешь. Но никаких следов этого корабля так и
не было найдено. Шаггат, парень — для этих уродов это значит «Бог-король».
— Но был ли он... другом Арквала?
При этих словах Никлен повернулся и с удивлением посмотрел на Пазела:
— Это шутка, мистер Паткендл?
— Нет, сэр! — сказал Пазел. — Я просто подумал… Я имею в виду, мне
сказали...
18
-
19-
— Шаггат Несс был чудовищем, — перебил его Никлен. — Злобным, помешанным на убийствах дьяволом. Он не был другом ни одному живому
человеку в этом мире.
Пазел никогда не слышал, чтобы боцман говорил так твердо. Усилие, казалось, истощило его: он неловко улыбнулся, похлопал Пазела по плечу, и, когда они
подошли к бару, купил для смолбоя оладью с луком-пореем и кружку тыквенного
эля — два соррофранских деликатеса. Но он погрозил пальцем, прежде чем
отправиться в таверну, чтобы напиться.
— Еще раз тебя не будет на месте, и я утоплю тебя в Хансприте, — сказал он.
— Держи ухо востро, а? Капитан не одобряет кутежи.
Пазел кивнул, но он знал, что боцман что-то скрывает. Смолбои редко
пробовали тыквенный эль. Что задумал Никлен? Не мятеж и не торговля смерть-дымом: он был слишком стар и медлителен для таких преступлений. И посетители
таверны, шутившие о «маленьком часовом» и раздражающе теребившие его
мокрые волосы, тоже не были похожи на преступников.
Час спустя боцман появился со второй оладьей и старой овчиной для защиты
от дождя. У него были затуманенные глаза и хмурый вид; даже от его одежды
несло элем.
— Все еще не спишь! — сказал он. — Ты хороший парень, Паткендл. Кто
сказал, что ормали нельзя доверять?
— Только не я, сэр, — пробормотал Пазел, пряча оладью для завтрака.
— Я никогда их не ненавидел, — сказал Никлен с огорченным видом. — Я бы
не стал участвовать в таком деле — надеюсь, ты знашь, чо меня не спросили...
Его глаза закатились, и он, пошатываясь, вернулся в бар.
Пазел в замешательстве сел на ступеньки. Никлен не мог беспокоиться о
мнении капитана. Нестеф не любил кутежи, это правда. Но он мог лучше потратить
свое время, чем гоняться за своим старым боцманом под дождем.
Проходили часы, пьяницы приходили и уходили. Пазел наполовину дремал
под овчиной, когда почувствовал, как что-то теплое и бархатистое коснулось его
босой ноги. Мгновенно проснувшись, он обнаружил, что смотрит в глаза самой
большой кошки, которую он когда-либо видел: гладкое рыжее существо, желтые
глаза смотрели прямо в его собственные. Одна лапа лежала на пальце ноги Пазела, как будто животное постучало по нему, чтобы узнать, жив ли он.
— Здравствуйте, сэр, — сказал Пазел.
Животное зарычало.
— О, мэм, да? Проваливайте, кем бы вы ни были. — Он сбросил с плеч овчину
— и кошка набросилась. Не на него, а на его вторую оладью. Прежде чем Пазел
успел сделать что-то бо́льшее, чем выругаться, животное вырвало оладью у него из
рук и бросилось в переулок. Пазел встал и бросился в погоню (он снова
проголодался и очень хотел эту оладью), но лампы уже погасли, и кошка исчезла из
виду.
—Ты, блохастая ворюга!
19
-
20-
Когда он кричал, тошнота нахлынула снова. Еще хуже, чем раньше: он
споткнулся о мусорное ведро, которое с грохотом упало. Горький привкус снова
покрыл его язык, и, когда голос из окна над ним начал его оскорблять, слова
показались чистой бессмыслицей. Затем, так же внезапно, болезнь исчезла, и слова
зазвучали ясно:
— ...от моего мусорного ведра! Глупые мальчишки, всегда просыпаются с
птицами.
Кипя от злости, Пазел вернулся к таверне. И остановился. Это было правдой: птицы действительно начинали петь. Наступил рассвет.
Он толкнул дверь таверны. Бармен растянулся прямо за порогом, выглядя так, словно давно утонул.
— Ук! Проваливай, нищее отродье! Вечеринка чертовски давно закончилась.
— Я не прошу милостыню, — сказал Пазел. — Мистер Никлен здесь, сэр, и