— Наложено кем? — спросил Пазел.
— В Красном Волке обитал дух, — сказал Рамачни. — Вы слышали вой, когда
его форма поддалась огню. Но чей дух? Я не могу сказать, но вам не мешало бы это
выяснить.
Таша все еще смотрела на свой шрам, старый и новый одновременно.
— Кажется, я знаю, — наконец сказала она. — Я думаю, ее звали Эритусма.
Рамачни посмотрел на нее с любопытством: не совсем удивленный, но очень
заинтригованный.
— Эритусма, — сказал он. — Величайшая женщина-маг, которая дышала со
времен Мирового Шторма. Как тебе пришла в голову эта мысль, дитя?
— Не знаюМать-Запретительница рассказала мне часть этой истории, и с тех
пор я ищу в Полилексе остальное. Невозможная книга! Я до сих пор не нашла о ней
ни слова. Но я уверена, что она часть этого, Рамачни. Как если бы она подошла и
368
-
369-
сказала мне.
Герцил поднял руку Таши и задумчиво посмотрел на измененный шрам.
— Я не знаю, что тринадцатое издание говорит об Эритусме, — сказал он, —
но я могу рассказать, что знаю о ней я. Мы, толяссцы, живем бок о бок с мзитрини; мы знаем их легенды лучше, чем большинство жителей Алифроса. И в рамках моей
подготовки к Тайному Кулаку я заинтересовался знаниями Пентархии. Ее древние
провидцы знали то, о чем забыл Арунис: Нилстоун не может долго оставался чьим-то инструментом. И, поскольку он не может быть уничтожен, мир должен быть
защищен от него всеми возможными средствами.
Мы знаем, что Эритусма пыталась навязать его Эплендрусу Лед-Червю, зверю
в сердце гор Тзулар на крайнем севере. И мы знаем, что она потерпела неудачу: камень свел Эплендруса с ума, и он покончил с собой среди костей предков. Тогда
волшебница раскаялась, вернулась за Нилстоуном и унесла его на юг, а не на север, в бескрайний Неллурог. Она снова пыталась убрать его подальше. И снова
потерпела неудачу.
Она предприняла последнюю попытку спрятать камень. Никакие истории не
раскрывают, как и где; это была великая тайна ее жизни. Но сейчас мы, конечно, знаем: она поместила его внутрь драконьего яйца, а то — внутрь Красного Волка. В
старых сказках всегда говорилось, что его краснота происходит от крови живого
существа. Я полагаю, что Таша права: эта кровь принадлежала Эритусме. И, я
думаю, она надеялась не просто спрятать Нилстоун, но и гарантировать: любому, кто попытается использовать его снова, придется сражаться.
— Сражаться с нами, — сказал Пазел.
— Так уж получилось, — кивнул Герцил. — В течение тысячи лет дух в Волке
хранил Нилстоун в безопасности. Это вдохновило королей Мзитрина построить
вокруг него цитадель, запретное место тишины и забвения. Но не все о нем забыли.
Шаггат осадил цитадель и унес Волка прочь. И, возможно, именно дух-хранитель
заманил его корабль на гибель к Призрачному Побережью и убедил морских
муртов найти новое укрытие для Волка.
Все это предположения, конечно. Но в последнем пункте я бы поставил на кон
свою жизнь: когда Красный Волк был уничтожен, своим последним действием дух
отметил нас, чтобы мы могли найти друг друга и объединить силы.
— Но что, если нас больше? — спросил Пазел. — Железо было повсюду. Там
есть кусочки, выжженные на досках и прилипшие к поручням, веревкам и обуви.
Оно просочилось даже в грузовой люк. Разве нам не нужно знать, кто еще носит
волчий шрам?
— Да, — сказал Рамачни. — Вполне возможно, что союзников больше, чем мы
предполагаем. И позвольте мне сразу предупредить вас, чтобы вы не доверяли
внешности.
— Никогда! — решительно сказал Эберзам Исик. — Или никогда больше, я бы
сказал.
— Вы понимаете только половину того, что я имею в виду, ваше
369
-
370-
превосходительство, — сказал маг. — Мы доверяли некоторым и ошиблись, это
правда. Но было бы столь же дорого упустить из виду друга, каким бы странным
или подозрительным он ни казался. Возможно, намного более дорого: боюсь, до
самого конца борьбы нам понадобится любая мыслимая помощь.
— Леди Оггоск не друг Арунису, — сказала Таша. — Я все еще не знаю, на
нашей ли она стороне или нет, но там, в Ормаэле, она произнесла что-то вроде
пароля от Лорга — или, по крайней мере, от Матери-Запретительницы.
— Старые женщины Лорга имеют отношение к гораздо большему, чем к делам
одной школы, — сказал Герцил. — Я знал некоторых, кто верил, будто они
управляют судьбами народов. Но они хранят свои секреты, как редчайшие
драгоценности, и, боюсь, на самом деле они служат только себе.