Беска в Соррофран. Они держались особняком от команды и даже друг от друга.
Теперь, когда в поле зрения появились голубые газовые фонари соррофранской
верфи, эти трое устремились вперед, по-видимому, желая — так же страстно, как и
сам Пазел — взглянуть на легендарный корабль.
Одним из этих троих, к великому восторгу Пазела, был доктор Игнус
Чедфеллоу — стройный мужчина с обеспокоенными глазами и большими, умелыми руками. Известный имперский хирург и ученый, Чедфеллоу однажды
спас императора и его конную гвардию от смертельной разговорной лихорадки, посадив людей и лошадей на шестинедельную диету из пшена и чернослива. Он
также собственноручно спас Пазела от рабства.
Трое пассажиров поднялись на борт на закате. Пазел и другие смолбои
пихались и толкали плечами друг друга у поручней, соревнуясь за возможность
протащить сундуки на борт за пенни или два. Заметив Чедфеллоу, Пазел вскочил, помахал рукой и почти закричал: Игнус! Но Чедфеллоу бросил на него мрачный
взгляд, и приветствие застряло у мальчика в горле.
Пока Нестеф приветствовал своих пассажиров, Пазел тщетно пытался поймать
взгляд доктора. Когда кок крикнул: «Смолки!», он спрыгнул с трапа раньше других
мальчиков, потому что у Нестефа была привычка приветствовать новых
пассажиров кружкой горячего чая с пряностями. Но сегодня вечером на чайном
подносе было нечто большее: кок нагрузил его печеньем из мускусной ягоды, конфетами из красного имбиря и семенами лукки, которые нужно было жевать для
тепла. Тщательно удерживая равновесие, чтобы не уронить деликатесы, Пазел
вернулся на верхнюю палубу и направился прямо к Чедфеллоу, его сердце бешено
колотилось в груди.
10
-
11-
— Если вам будет угодно, сэр, — сказал он.
Чедфеллоу не оторвал глаз от залитых лунным светом скал и островков, и, казалось, не услышал. Пазел заговорил снова, громче, и на этот раз доктор, вздрогнув, обернулся. Пазел неуверенно улыбнулся своему старому благодетелю.
Но голос Чедфеллоу был резким.
— Где твое воспитание? Сначала ты обслужишь герцогиню. Пошевеливайся!
Пазел, с пылающими щеками, отвернулся. Холодность доктора ранила его
сильнее, чем любой удар Джервика. Не то чтобы это было совсем уж удивительно: Чедфеллоу, часто казался испуганным, когда его видели с Пазелом, и никогда не
разговаривал с ним подолгу. Но он был самым близким к Пазелу человеком, остававшемся в этом мире, и он не видел доктора в течение двух лет.
Два года! Его руки, разрази их гром, дрожали. Ему пришлось с трудом
сглотнуть, прежде чем он заговорил с герцогиней. По крайней мере, он надеялся, что она была герцогиней, сгорбленной и древней женщиной на три дюйма ниже
самого Пазела, которая стояла у фок-мачты, бормоча и теребя золотые кольца на
пальцах. Когда Пазел заговорил, она подняла голову, пристально посмотрела на
него большими, молочно-голубыми глазами и ее сухие губы изогнулись в улыбке.
— Эхиджи!
Ее скрюченная рука метнулась вперед; ноготь царапнул его по щеке.
Побежали слезы. Старуха приложила смоченный палец к губам и ухмыльнулась
еще шире. Затем ее взгляд упал на чайный поднос. Сначала она сунула в рот три
самые большие имбирные конфеты, а четвертую положила в карман. Затем
извлекла из складок своего плаща старую, обгоревшую трубку. Пока Пазел
ошеломленно наблюдал, она вытряхнула наполовину сгоревшую табачную пробку
в миску с семенами лукки, размешала большим пальцем, а затем вдавила всю смесь
обратно в трубку, все время шепча и попискивая про себя. Затем ее глаза снова
нашли Пазела.
— У тебя есть кремень?
— Нет, мэм, — сказал Пазел.
— Для тебя леди Оггоск! Тогда принеси лампу.
Не так-то просто принести что-нибудь, держа в руках чайный поднос. Пазел
думал, что у него сломаются руки, пока он высоко держал латунный палубный
фонарь, наполненный моржовым жиром; все это время леди Оггоск боролась со
своей трубкой. Запахи горящего жира, табака и семян лукки заполнили ему ноздри, а дыхание леди, пока та пыхтела и икала, схоже было с дуновением из пропахшей
имбирем могилы. Наконец трубка разожглась, и Оггоск захихикала.
— Не плачь, моя маленькая обезьянка. Он не забыл тебя — о, ни на мгновение, нет!
Пазел уставился на нее, разинув рот. Она могла иметь в виду только