Рейссу еще тогда, когда он вроде был на посту, уже давалось задание изыскать возможность для вступления в контакт с Ханфштенглем, на что будущий предатель заявил, что он не намерен делать глупости. А это означает, что у Сталина были данные о том, что факт передачи советского мобилизационного плана немцам имел место. Более того, учитывая, что сам Сталин имени Ханфштенгля в своем выступлении не назвал и к тому же все списал на рейхсвер, фактически свидетельствует в пользу того, что у него действительно были агентурные данные, которые он вынужден был зашифровывать. Кроме того, если учесть, что Рейссу давалось поручение изыскать возможность для вступления в контакт с Ханфштенглем, то помимо возможности для вполне обоснованного утверждения о том, что источником первоначальной информации на эту тему была именно же Марта Додд, это еще и основание для следующего вывода: во-первых, выдан был мобилизационный план на 1936/37 г., во-вторых, именно с фактом наличия этого плана у германских военных связаны те самые «удивительные» командно-штабные учения вермахта, на которых Минск был «взят» на пятый день после начала агрессии! Кстати говоря, с августа 1937 г. новый начальник Генштаба Б. М. Шапошников немедленно занялся разработкой нового мобилизационного плана.
Это и широко известный ныне «наш человек в гестапо» — агент «Брайтенбах», он же Вилли Леман и выдающийся ас советской нелегальной разведки, впоследствии генерал-майор Василий Михайлович Зарубин, у которого «Брайтенбах» был на связи. Этот аспект их совместной деятельности никак, даже вполслова не упоминается ни в одной из публикаций. Но ведь «Брайтенбах» был одним из наиболее ценных агентов советской разведки в Германии того времени, а его информация всегда охватывала столь широчайший круг вопросов — от проблем внешней политики, милитаризации, новых видов вооружений до чисто разведывательных и контрразведывательных вопросов, — что такое явное умолчание вклада этого агента в разгром заговора наводит на размышления. И вот почему. Когда в марте 1935 г. по разведывательным каналам промелькнул слух о возможном возвращении знаменитого Вальтера Николаи в абвер, то едва только принявший «Брайтенбаха» на связь Зарубин первым долгом поставил ему задачу срочной проверки реальности этого слуха. Не надо быть профессионалом разведки, чтобы уяснить простую истину, что при всей своей важности этот слух по сравнению со слухами и просто данными о назревающем заговоре не более чем мелочь. И что же, «Брайтенбаха» никак не использовали в проверке данных о заговоре, тем более, если учесть его высокое положение именно в том отделе IV управления РСХА, которое отвечало за контрразведывательное обеспечение и ВПК, и военного руководства Германии, не говоря уже о его широких дружеских связях в абвере? Это исключено, потому как таких агентов как раз и используют в таких делах. Я уж не говорю о том, что сам «Брайтенбах» был великолепным асом контрразведки, чтобы самостоятельно понимать, что интересует Москву. Более того, В. М. Зарубин выехал из Германии в конце марта 1937 г., а уже в мае того же года был награжден орденом Красного Знамени, не так уж и часто в те годы выдававшимся, тем более разведчикам. Нет никаких сомнений, что и в то тяжеленное время этот выдающийся разведчик и патриот своей Родины совершенно заслуженно получил свою высокую награду, но если исходить из широко известных фактов, например: времени его работы в Германии — с марта 1935 по март 1937 г., кураторства над агентом «Брайтенбах», времени отъезда из Германии — март 1937 г., времени награждения высокой правительственной наградой — май 1937 г. и, наконец, из ничем не мотивированных попыток некоторых антисталинистов привязать Зарубина к «миссии Канделаки», то получается, что более не с чем идентифицировать мотивировку реляции к награде, кроме как его, Зарубина (вместе с «Брайтенбахом»), вкладом в разгром заговора военных.
Это же, конечно, и злостно опороченный генерал Николай Скоблин, он же «Фермер» (ранее ЕЖ-13) — руководитель разведки и контрразведки Российского Общевоинского Союза (РОВС).
Это и А-270 — австрийский барон Курт Позаннер, профессиональный разведчик, руководящий сотрудник разведки НС ДАН, одним из первых сообщивший о заговоре. Это и его агент «Сюрприз» — австрийский военный разведчик Адольф Хайровский.
Это и Винцент Антонович Илинич, также одним из первых сообщивший о заговоре.
Это и генерал П. П. Дьяконов, имевший прямые выходы на высшее руководство вооруженных сил и спецслужб Франции, особенно Второго бюро Генштаба, а также располагавший широкими связями в русской эмиграции в Европе, особенно среди бывших военнослужащих царской армии.
Это и агенты советской разведки в непосредственном ближайшем окружении самого президента Чехословакии Бенеша — Людмила Каспарикова и Яромир Смутный.
Это же и доблестный представитель «кэмбриджской пятерки» — Дональд Маклин, имевший прямой допуск ко многим материалам британского МИДа, в том числе и по германской тематике.
Это и многие, многие другие агенты и сотрудники советской разведки, своевременно добывавшие и передававшее в Москву сведения о заговоре. И конечно же, агентура контрразведывательных органов госбезопасности СССР, о которой в принципе достаточно известно из ряда публикаций.
Конечно, как бы ни хотелось все рассказать, но в рамках одной книге это сделать нереально. Однако на фигуре одного из тех, чье имя вообще никогда не увязывалось с разоблачением заговора военных, хотелось бы задержать внимание.
Речь идет о выдающемся патриоте России, знаменитом военном разведчике еще с царских времен, Генерального штаба генерал-майоре (с 15.07.1916), генерал-лейтенанте Советской армии — графе Алексее Алексеевиче Игнатьеве, до октября 1917 г. являвшемся военным агентом России во Франции.
Дело в том, что Алексей Алексеевич и его младший брат — Павел Алексеевич — также профессиональный разведчик, по личному приказу Николая II занимались с 1915 г. тщательным расследованием обстоятельств активно инспирировавшихся за рубежом слухов о сепаратных переговорах между Германией и Россией, о готовящемся «дворцовом перевороте» прогерманского толка, о грядущей революции под германским патронажем и т. п.
Братья Игнатьевы, как истинные патриоты России, проделали тогда огромную работу и очень многое смогли установить достоверно. И не их вина, что добытая ими информация не пошла на пользу России.[42]
Но что интересно: после октябрьского переворота Алексей Алексеевич перешел на сторону большевиков и в 1924 г. — обратите внимание, после смерти Ленина — передал в распоряжение СССР все банковские счета и лежавшие на них немалые валютные средства, а сам остался работать в советском торгпредстве в Париже. Павел Алексеевич и вовсе остался жить в эмиграции (умер в 1930 г.).
Однако в руках у братьев остались практически все нити агентурных и иных оперативных контактов и связей для негласного наблюдения за действиями германской разведки и тайных обществ, а также их агентуры против России. В 1937 г. Алексей Алексеевич возвратился в СССР и из сотрудников торгпредства, несмотря на 60-летней возраст, был зачислен на действительную военную службу инспектором по иностранным языкам Управления военно-учебных заведений РККА.
Почему именно в 1937 г. он возвратился в СССР? Не боясь, хотя за рубежом уже в массовом порядке гуляли всевозможные слухи и сплетни об арестах в Москве? Почему его, уже достигшего 60-летнего возраста, зачислили на действительную военную службу, в то время когда из РККА увольняли куда более молодых? Из одной радиопередачи от 9 мая 2002 г. по случаю Дня Победы случайно выяснилось, что Игнатьев был очень близок к Сталину и мог обращаться к нему напрямую. Кстати говоря, из бывших царских высших офицеров, к тому же разведчиков, он был второй, первый — маршал Б. М. Шапошников. И оба живыми и невредимыми пережили 1937 г., причем один впоследствии получил звание маршала, другой — в 66-летнем возрасте — генерал-лейтенанта!
42
А польза могла быть немалая, ибо они, особенно Павел Алексеевич, первыми в русской разведке еще в 1916 г. смогли достоверно установить факт прямой причастности германской разведки и ее агентуры к работе с Лениным и K°. У Павла Алексеевича была компактная, но очень эффективная нелегальная резидентура с отличным агентурным аппаратом, действовавшая на территории Швейцарии. К сожалению, подлый удар по его резидентуре и агентурному аппарату нанес предатель интересов России П. Милюков в своей на редкость провокационной речи с трибуны Госдумы 1 ноября 1916 г., после чего о некоторых агентах П. А. Игнатьева стало широко известно. Однако в целом его резидентура сумела выдержать удар и сохранить основные позиции, и как знать, не этой ли резидентуры в т. ч. — наряду с резидентурой, возглавлявшейся официальным военным агентом генерал-майором С. А. Голованем, — опасались германские хозяева Тухачевского и он сам, потому как проболтавшись почти месяц в Швейцарии, он так и не удосужился появиться перед официальным военным агентом России, отправившись прямиком в Париж к А. А. Игнатьеву, у которого, из-за перегруженности делами по координации военных и разведывательных действий России и Франции, просто не было времени на проверку сбежавшего из плена подпоручика Тухачевского.