— Ой, — вскочила девушка, — это папа меня ищет! Спасибо за все, бабушка Всемила! Я побегу!
— Беги, деточка, — ласково улыбнулась Всемила. — Ярушка, а ты задержись немного, посмотри травки с тобой.
— Хорошо, бабушка, — кивнула внучка. — Горя, я загляну попозже, зайца тебе занесу.
— Спасибо, буду ждать! — весело улыбнулась Горислава, накинула полушубок и выскочила в сени.
Глава 2
На следующее утро сразу, как попили чай, Горислава села у окна за прялку и принялась ждать подругу. Ее проворные пальцы быстро сучили нить, но она смотрела только на дорогу, сгорая от нетерпения. Наконец, вдали замаячил знакомый платок, и Горислава радостно закусила губу. Девушки всегда ждали этих двух дней в неделю с особым трепетом. Едва дотерпев, пока Яролика подойдет к дому, подруга выскочила во двор и бросилась в хлев:
— Папа! Папа! — кричала она на бегу. — Яра пришла!
— Уже? Ну умница! — из дверей строения вышел высокий ладный мужчина с густой бородой такого же медного оттенка, как и волосы его дочери, его глаза — добрые, смеющиеся — ласково оглядели девушек:
— Доброе утро, Яролика! Ну идите в дом, а я руки ополосну — и начнем, — кивнул он им.
— Доброго утра, дядя Козарин! — весело поздоровалась Яролика. — Тут вам папа передал ваш заказ, он вчера у купцов в поселке побывал, — она похлопала по принесенному с собой туеску.
— Спасибо, Яруша, туес жене отдай, — кивнул тот с улыбкой, — и не «доброго утра», а «доброе утро». А «доброго утра» говорят, когда прощаются. Уроки мои выучила?
— Выучила, — девушка покраснела. — Это я по привычке…
Обе девушки смущенно прыснули и наперегонки бросились в дом. Поздоровавшись с матерью подруги, Яролика отдала ей туес.
Сняв шубку, она села за стол вместе с Гориславой, в нетерпении поглядывая на входную дверь.
— Горя, — шепотом спросила Яролика, стараясь, чтобы хозяйка дома не услышала. — А ты скандинавские баллады читала? Мне так нравятся… И там такие викинги!
— Мне папа читал, — ответила девушка, — а еще галльские эти… мифы. Про Энея и Рим, и про…
Договорить она не успела. Дверь открылась, и в комнату зашел Козарин. Сняв шапку, он кивнул жене:
— Дай девочкам молока, Ждана!
Худая, точно высушенная, женщина со светло-русыми волосами безмолвно, хотя и с заметной неохотой, налила из крынки две глиняные кружки, поставила перед девочками и снова вернулась к ткацкому станку.
— Начнем с галльского. — Козарин присел напротив подружек и вытянул руку ладонью вверх, — Яролика, дай мне свою тетрадь, посмотрю, как ты сделала упражнения.
Яролика торопливо вытащила из нескольких тетрадей нужную, открыла, протянула учителю и, волнуясь, стала ждать приговора.
Козарин внимательно пролистал последние страницы, покивал, усмехнулся кое-где удачному переводу, взял в руки перо и сказал, исправляя:
— Вот тут неверное окончание употребила вдруг. Знаешь же спряжение этого глагола, чего это тебя понесло? И вот здесь неверное время. Действие же длится — надо употребить Imparfait. А в остальном все верно, умница, девочка! Горюшка, давай свою тетрадь!
Он взял тетрадь дочери, почесал задумчиво рыжую бороду, стал переписывать, бормоча:
— Ну, ну, намудрила. Ты тут по-славянски сказала, а надо по-галльски. Когда на другой язык переводишь, надо и думать по-другому! — Козарин поднял глаза на дочь и повторил громче. — Поняла? Когда ты говоришь на иностранном языке, ты сама становишься немного иностранкой. Думай как они — иначе никогда говорить хорошо не будешь.
Горислава быстро кивнула.
— Что же ты говоришь такое, окаянный! — зашипела из угла ее мать. — Мало того, что ереси их учишь, так еще и думать как они велишь!
— Ждана! — нахмурившись сказал учитель, зыркнув на жену.
— Что?! — взвилась та. — Я детей люблю не меньше твоего, а ты их портишь! А если узнают — что делать будем? И как им пригодятся эти знания? Галльская грамматика поможет им белье стирать? Или ребенка укачивать?
— Ждана! — прикрикнул Козарин, — сиди да тки, раз взялась, а в мои дела не лезь!
Она отвернулась к ткацкому станку и обиженно задвигала челноком. Козарин расстроено вздохнул, вернул дочери тетрадь и кивнул ей.
— Горюшка, стихотворение расскажи, которое я задавал.
Девушка нараспев стала читать. Полились из ее уст мягкие гладкие, точно галька, обкатанная морем, звуки. Она с видимым удовольствием грассировала «р» и лепила одну римфу к другой. Черты лица отца разгладились.
— Умница, — покивал он, — Яруша, теперь ты!
Яролика, чуть нахмурив брови, сосредоточилась и начала читать. Козарин внимательно слушал. Девушка читала хорошо, хотя и не так идеально, как ее подруга. В отличие от Гориславы грассировать «р» у нее получалось не всегда, поэтому иногда правильная галльская речь смазывалась акцентом. Однако постепенно она увлеклась стихотворением, и ошибки в речи практически сгладились.