— Как же я с Горенькой-то расстанусь, — тоскливо проговорил Козарин, — и Ждана не пустит.
Живко побледнел, но твердо сказал:
— Мне самому хуже ножа мысль, что Ярушу не увижу, но лучше пусть не увижу, чем смотреть, как дочь на площадь выволокут, да сожгут там али камнями забьют. Времени думать нет, решайся, Козарин.
Учитель поморщился:
— Ты прав, — сказал он глухо. — Я с ней потолкую. Может, и пойдет вместе с твоей дочерью. А Ждане и говорить ничего не буду. Пусть потом голосит, когда Горя уже далеко будет.
Живко бросил взгляд назад. Его мать сидела рядом с женой и, казалось, принимала участие в оживленном разговоре Стояны и Жданы, однако Живко знал, что Всемила сейчас пытается уловить каждый шепоток, доносящийся с облучка.
— Побыстрее надо, — сказал он. — Вернемся сегодня и отправим обеих к матери, она лучше разъяснит. Посмотрел я на эту стену, живьем нас замуровывают, как есть. А девочек это пусть не коснется. Малые наши еще дети, подрастут, привыкнут, да и дара у них нет. Пусть девочки идут, Козарин. Если помогут боги, уже через несколько дней они все трое будут в безопасности. Я тоже Стояне говорить не буду, поплачет да и поймет, что так лучше. Хоть дочь в безопасности, пусть и далече от нас.
— Хорошо, — тяжело вздохнул Козарин, — пусть будет так. Вечером пришлю Горю к твоей матери. Все сделаю, лишь бы моей перепелушке хорошо на свете жилось.
Обоз все ехал и ехал, растянувшись по петляющей дороге, полз через заснеженные леса и холмы в светлеющее, наливающееся бледным лиловым сиянием небо. Деревни стали попадаться чаще, наконец совсем перестали исчезать, и обоз потек по нескончаемым петляющим заснеженным улицам. Снег под полозьями все больше превращался в кашу. И вот вознеслась над деревянными крышами белокаменная стена без всяких украшений, но добротная и крепкая. Народ валил валом в распахнутые ворота, над которыми висела в позолоченном киоте икона, откуда Христос строго взирал на входящих в город.
Было еще раннее утро, но оживление царило на всех улицах. Въехав на главную площадь, обоз, наконец, остановился. Остановились и сани Живко.
— Здесь встанем, — кивнул Козарин на незанятый лоток. — Справа я сыр разложу, если столько займу, тебе хватит?
Живко согласно кивнул.
— Хватит, — ответил он.
Все работали молча и споро, как люди, давно привыкшие действовать сообща. Мужчины помогли женщинам перетащить нехитрые товары на лоток. Девушки вместе матерями красиво разложили сыр, творог и мотки шерсти, которую успели напрясть вечерами с прошлой ярмарки.
— Вот эти носки я делала, — похвасталась подруге Яролика. — Мама сказала, если продадим их, то деньги мне: я смогу выбрать, что хочу.
— А мне, папа просто так денег обещал, — шутливо показала ей язык Горислава, успевшая за долгую дорогу забыть о своих бедах. — И я и так выберу себе, что хочу!
Яролика фыркнула и в шутку замахнулась на подругу варежкой.
— Тише, — одернула их Стояна. — Сейчас уже народ подходить начнет, а вы что устроили! — однако она тоже не выдержала и улыбнулась. — Две егозы.
— Извините, тетя Стояна! Мам, а долго нам торговать? — с надеждой в голосе спросила Горислава.
— Ну пару часиков хоть. Все равно еще не все собрались. А как ярмарка заполнится, пойдете, выберете себе бус или чего вам там нужно, — посмеиваясь сказала Ждана и добавила, обращаясь к Стояне, — эх, где моя молодость, когда мне так нужны были все эти ленты да бусы! Сейчас уже все не так.
— Да уж, — улыбнулась Стояна, — помнится, не оттащить было от прилавков с бусами, колечками, лентами. Только бы покрасоваться. Сейчас-то о другом думаешь.
— Мама, ты и сейчас красивая, — ластясь к ней, сказала Яролика.
— Ох, подлиза, — строго, но с шутливыми нотками ответила ей мать. — Ну уж нет, еще пару часов будете помогать.
Девушки переглянулись и тихонько прыснули в кулачки.
Ярмарка понемногу набирала силу. Приезжие из деревень занимали лотки, раскладывали товары, начинали подзывать покупателей. Те степенно ходили меж рядов, оглядывая привезенный товар. Кое-кто уже начинал покупать. К лотку, за которым переговаривались Ждана и Стояна, подошел усатый приказчик, посмотрел на сыр и творог, не удержавшись, одобрительно кивнул и велел следовавшему за ним работнику набирать продукты.
Женщины радостно переглянулись, когда он передал им плату, день начался на редкость удачно.