— Едва успел! — сказал Арнольд. Он к тому времени тоже был с мечом и стоял как статуя, с отсутствующим видом. — Замкни соляную черту у меня за спиной, потом положи солонку обратно в сумку и отправляйся в дозор.
— Э-э… — промямлил я. — Боюсь, я не в курсе…
— Да чему тебя вообще учили в этой вашей академии? — взревел Арнольд. — Я подам жалобу!
Потом он вроде как взял себя в руки и принялся объяснять — таким тоном, как вы объясняли бы полному идиоту, что при пожаре нужно позвонить «01»:
— Выбери себе подходящую позицию, войди в легкий транс, выйди в иное место, возьми свое тотемное животное и отправляйся вместе с ним в дозор. Если заметишь что-нибудь необычное — что угодно, понял? — придешь и сообщишь мне. Приступай!
— Понял, — сказал я. — Спасибо.
Я бросил солонку в сумку и побрел прочь. «Ну и что теперь?» — думал я. Для меня было совершенно очевидно, что действия, которые мы совершали в такой спешке, предназначались для того, чтобы обвести французский крикетный стадион кольцом магической защиты. Но эта магия показалась мне довольно скучной, безликой и бездушной. Я не понимал, как это все может работать, однако, по всей видимости, здесь это всех устраивало — и принца, и остальных. Самое обидное заключалось в том, что мне-то как раз до смерти хотелось учиться магии. Я отчасти затем так и старался проникнуть в иные миры, чтобы воплотить свою мечту, чтобы стать настоящим волшебником, постичь магию и научиться использовать ее. А в этом сне магия казалась сплошной скукой. Да еще и бесполезной, по всей вероятности.
«Домечтался!» — думал я, бредя по коридору под трибунами. Поскольку я понятия не имел, как сделать то, что поручил мне Арнольд, единственное, что я мог, — это держаться так, чтобы не попадаться на глаза ни ему, ни Чику, который стоял за поворотом, на востоке. Я миновал первого из солдат, стоявших на страже, и, как только он скрылся за поворотом, просто сел на пол, прислонившись спиной к бетонной стенке.
Место было довольно унылое, наполненное зловещим, скрипящим на зубах эхом и зловещим, скрипящим на зубах запахом бетона. Кроме того, периодически здесь мочились — это тоже радости не добавляло. Было сыро. Я весь вспотел после этой пробежки, и меня тут же затрясло от холода. Но, по крайней мере, тут было сравнительно светло. Под потолком висели оранжевые трубчатые лампы, а в бетонной стене были отверстия. Отверстия находились под самым потолком и были заделаны решетками, однако они все же впускали внутрь косые лучи яркого утреннего солнца, которые рассекали скрипящий на зубах воздух на ровные белые ломти.
«И посмотреть-то тут не на что, кроме как на соляную черту», — подумал я. Ну что ж, мне хоть лучше, чем Арнольду и прочим. Не приходится стоять и пялиться на меч. И я только теперь задумался о том, сколько ж нам тут торчать. Все время, что принц будет играть в матче? Да ведь крикетные матчи могут тянуться целыми днями! «И что самое обидное в этом сне, — подумал я, когда где-то над головой послышались аплодисменты, — что самого этого принца, из-за которого столько шума, я и в глаза не видел!»
Глава 2
Наверное, я все-таки уснул. В конце концов, это логично. Я отправился в путь перед ужином, прибыл на место на рассвете и совершил долгий перелет на юг Франции, а потом еще три раза обежал вокруг стадиона.
Но это совсем не было похоже на сон. Мне казалось, будто я встал, при этом оставшись сидеть на месте, и пошел вперед по заманчивой синеватой тенистой тропке, которую только что заметил. Тропка вела вверх и как бы в сторону от бетонного коридора, прочь от вони и сырости, в прохладный шелестящий лес. Я испытал такое облегчение, что даже об усталости забыл. Я потягивался и принюхивался к прохладным лесным запахам — пахло сосной; резким клейким ароматом тянуло от высоких, с меня ростом, папоротников; пахло корой, листвой и какими-то кустарниками — почти как благовонием, — и я шел все дальше и дальше, забираясь в глубь чащи, вверх по склону холма.
В душистых кустах передо мной что-то зашуршало. Потом заколыхались папоротники.
Я остановился. Я застыл совершенно неподвижно. Я чувствовал, как колотится у меня сердце. Что-то явно двигалось в мою сторону. И все же, когда оно появилось, я не был к этому готов.
Папоротники раздвинулись, оттуда выскользнула гладкая черная голова и уставилась на меня огромными желтыми глазами. На миг — один-единственный миг — я очутился нос к носу с громадной черной пантерой.
А потом я очутился на дереве — на самом высоком дереве, которое оказалось поблизости.
Все, что было между этими двумя мгновениями, осталось пятном слепого ужаса. Если подумать — если хорошенько подумать, — зверь вроде бы сказал мне: «А, привет!» — на своем, пантерьем языке, без слов. И я почти наверняка заорал. Еще я помню — смутно, — что с невероятной скоростью огляделся вокруг, выбрал самое подходящее дерево и стремительно вскарабкался на него, повизгивая на каждом выдохе. Я даже помню, как взвыл: «Уй-я!», когда сорвал ноготь о кору.
А потом все прекратилось, и я обнаружил, что сижу верхом на ветке и весь трясусь, а пантера лезет следом за мной.
— Вот черт! — сказал я. — Совсем забыл, что пантеры умеют лазить по деревьям.
«Естественно, умеем, — откликнулась пантера. Она удобно устроилась на ветке напротив меня, свесив огромную лапу и помахивая хвостом. — А что мы тут делаем? — осведомилась она. — Охотимся?»
Зверь, несомненно, обращался ко мне. «Нет, — подумал я, — все-таки это сон». Поэтому я сдался и ответил:
— Нет. Мне полагается стоять на страже, на случай, если что-нибудь сверхъестественное вздумает напасть на принца.
Зверь зевнул. Выглядело это так, как будто голова у него разломилась пополам и открылась ярко-розовая пасть, окаймленная длинными острыми клыками. «Скукотища, — сказала пантера. — А я-то думаю — вдруг ты решишь поохотиться?»
— Ну давай, только попозже, — согласился я. У меня все еще руки тряслись от ужаса.
— Вообще-то я согласен, стоять на страже ужасно скучно, — сказал я, надеясь, что зверюга уйдет. — Возможно, мне придется пробыть тут несколько часов.
«Ну, ладно», — ответила пантера. Она свесила с ветки остальные три громадные лапы, положила на ветку черный подбородок и уснула.
В течение некоторого времени я не решался отвести взгляд, боясь, что зверь тут же вцепится мне в глотку, и еще в течение некоторого времени я не осмеливался шелохнуться, боясь, что пантера проснется и опять же вцепится мне в глотку. Но наконец я свыкся с тем фактом, что сижу на дереве рядом с огромной черной спящей пантерой, и принялся озираться по сторонам. Медленно и осторожно. Арнольд сказал: «Возьми свое тотемное животное», и, по всей видимости, эта пантера как раз и была моим тотемным животным, но мне в это как-то не верилось. Насколько мне было известно, тотемные животные — это порождение разума волшебника-шамана, а значит, они на самом деле не настоящие. Но эта пантера на вид была такая же настоящая, как и я сам. В любом случае, рисковать я не собирался. Я сидел и очень медленно поворачивал голову из стороны в сторону.
Я смотрел поверх макушек деревьев, но среди них ничего особенного не наблюдалось — лес как лес. А вот чуть поодаль, наклоненное относительно леса, было нечто… нечто вроде светящейся схемы. Ближняя часть схемы напоминала расплывчатую карту города, за ней что-то сверкало и искрилось — очевидно, море. А ближе всего ко мне, на краю нагромождения линий и пятен, которые изображали город, виднелся изумительный бирюзовый овал. Он был как подсвеченный драгоценный камень, и на его концах виднелись два пятнышка более белого света, и еще два таких же пятнышка — в середине каждой стороны.