Так ликвидировано было одно из самых странных покушений, имевшее место за время гражданской войны, покушение при помощи зеркала.
Нападение
В восемь часов утра студент второго курса Механико-машиностроительного института Постышев сидел на кровати, выскребывая ложкой из банки остатки консервов. Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и Сережа Фомин, встревоженный и злой, крикнул:
– Вчера империалисты обстреляли М. с аэропланов. Возможно нападение на Москву. Комсомольский батальон вызван в помощь охране. Ребята два часа как ушли из общежития. Я вчера был за городом и не знаю, куда сунуться.
Скромная обстановка комнаты мгновенно изменила свой вид в глазах Постышева. Раскрытый циркуль уперся ему в грудь ослепительным штыком. Он увидел небо над Москвой в оспе неприятельских аэропланов, осколки бомб, похожие на куски жести, людей, превращенных в консервную жижу.
В следующее мгновение, стиснув пустую банку, как ручную гранату, он стоял в носках в холодном коридоре и кричал в телефон.
С трудом удалось добиться ответа станции… Не менее получаса прошло, пока соединились с канцелярией вуза. Ничего определенного! Студенты побежали в институт.
На улицах всюду виднелись группы людей. Танцующий от холода розовеющий парень деловито сообщал прохожим адреса газоубежищ. Он брезгливо посмотрел на встревоженные лица Постышева и Фомина.
Трамваи, проработавшие всю ночь, везли запасных к призывным пунктам, часть служащих шла на службу пешком.
Пробегая мимо гигантского фасада Электрозавода, студенты услышали гул машин, размеренный и мужественный.
Люди на крыше с песнями натягивали над заводом искусственное небо. Примеряли маски. С Бауманской доносились взрывы «Интернационала».
Воззвание Совнаркома и декрет о мобилизации чернели на каждом углу.
…– Слово предоставляется военруку института.
Густой студенческий митинг заполнил зал и коридор. Постышев и Фомин застряли в последних рядах.
– Прежде всего, о непосредственной воздушной опасности. На сегодня она, безусловно, исключена. При 27 градусах мороза и резком ветре воздушный налет и газовая атака невозможны. Неприятельские разведчики, добравшиеся до района С., вернулись обратно, а часть их снизилась и взята в плен колхозниками (громкие аплодисменты).
– Это, конечно, ни в какой мере не избавляет нас от обязанности быть наготове каждую минуту. Тысячекилометровый рейд аэропланов с запасом бомб и бензина – практически трудно осуществим, но теоретически возможен. Вражеские эскадрильи, возможно, ждут только прекращения урагана, чтобы снова попытаться добраться до Москвы. Разумеется, они встретят сокрушительный отпор.
– Перехожу к основному, – какие обязанности налагает на нас начавшееся генеральное военное столкновение труда с капиталом. Мы неустанно твердили, что новая война может начаться внезапным нападением империалистов, и все же, оказывается, не были свободны от некоторой доли благодушия. Например, принято было думать, что войны начинаются в летний период, а никак не в середине зимы.
– Достаточно ли энергично мы вводили высшую вневойсковую подготовку в вузах! Значительная часть студентов, – это надо прямо сказать, – не использовала в полной мере военных занятий в вузе. Наступившее военное время требует от нас немедленного крутого подъема военной учебы, постановки ее на первый план, самого жесткого контроля над усвоением военных знаний.
Голоса: – А батальон? Почему не сказали о батальоне?
– Студенческий добровольный батальон преследовал вспомогательные учебные цели. Однако, в случае нападения империалистов на мирное население красной столицы, он мог бы оказать большую помощь в обороне.
Но… батальон насчитывает едва два месяца существования, охватил всего 300 человек и провел только два занятия. Даже комсомольцы, для которых участие в батальоне обязательно, сплошь и рядом пропускали занятия.
– И вчера, во время сбора в штабе батальона, творились, мягко выражаясь, неувязки. Комбат не знал фамилий ни военкома, ни своего помощника. Тревога застала батальон врасплох. Из общежитий все же студенты прибыли быстро, а вот живущие на квартирах отстали, связь с ними не была никак налажена. Поскольку батальон собрался не в полном составе, в первую ночь он был перегружен караульной службой, а сейчас охрану сменить еще некому.
– Младший комсостав батальона состоял из студентов, бывших ранее на военной службе. Сейчас, как запасные, они отправились на призывные пункты, а батальон остался без командиров.
– Но я не сказал ни слова об энтузиазме, охватившем институт, как и всю страну. Все поголовно студенты встали в очередь на запись в батальон. Караульные несли службу по 12 часов. За два-три дня (именно столько, хотя и не больше, есть в нашем распоряжении) мы закончим формирование батальона и усиленно обучим его основным приемам противовоздушной обороны, – словом, поставим батальон на ноги.
Военный кабинет института – эти четыре комнатки на чердаке – были забиты людьми и завалены снаряжением.
Комбат, предпрофкома Лобков и уполномоченный от комсомола по военным делам Александров после бессонной ночи продолжали работать.
О чем думал маленький подвижной Александров, глядя на остальных работников штаба?
– «Всего два дня назад ты, Лобков, прямо с непростительным равнодушием относился к работе. Целых две декады ты не мог поставить на профкоме вопрос о средствах для батальона. Военрук на собрании перечислил далеко не все недостатки. У нас ведь почти нет винтовок. Сейчас дорогое время уходит на добывание снаряжения. Два раза ты, Лобков, отнимал у нас день от занятий батальона под профработу, а занятий и так у нас было позорно мало»…
Все это маленький Александров думал, но не говорил, потому что время считал для споров неподходящим. Сейчас все не покладая рук наверстывали упущенное. Постышеву с Фоминым обрадовались:
– Вы ведь на занятиях были! Пойдете на пост! Становитесь в коридоре.
Там уже строились два десятка студентов. Комбат с только что прибывшим представителем МВО обходили студентов.
– Винтовки еще не получены! – говорил комбат.
– Что ж, с палочками хотели нам помогать? – усмехнулся человек с ромбом. – Ну, ничего, винтовки выдадим. Рота пойдет на Окружную, на охрану погрузки боеприпасов. С уставами студенты знакомы?
– Еще не все…
Человек с ромбом задал несколько вопросов по караульной службе двум-трем студентам. Они запутались.
– Москву, по крайней мере, знаете, свой район? Где расходятся Курская и Нижегородская дороги?
Сосед Постышева покраснел:
– Я первокурсник, только что из Рязани.
– Какие подходы к вашему институту со стороны Лефортова?
– Это что – подходы?
– Отставить студенческую роту! Затребуем рабочих-металлистов, – сухо сказал человек с ромбом. Вышел из здания, сел в мотоциклетку и уехал.
Постышева вызвали к столу.
– Часовым у аэродинамической лаборатории имени Жуковского. У секретной лаборатории. Винтовки у нас, товарищ, для тебя нет. Получай ручную гранату. Разборку гранаты проходил? Что же молчишь? Говори: умеешь с гранатой обращаться или не умеешь?
Постышев был как раз из числа тех студентов, для которых производственная учеба плотно заслоняла военную. В памяти ясно всплыла картина. Тир. Смена стреляет. Постышев оставлен разбирать модель гранаты. Он использовал это время для других целей и сумел довольно хитро увернуться от вопросов. Ну, конечно, же, он твердо намеревался сам восполнить этот пробел в военном кабинете. Всего через неделю.
– Знаю, знаю! – выпалил он, и сам сейчас же спохватился, что делает глупость.
Разводящий уже поставил Постышева у двери на третьем этаже с надписью: «вход посторонним воспрещен».
– Сейчас же расспрошу товарищей, граната – пустяковое дело! – успокаивал себя Постышев, и вдруг понял, что разводящий, прежде чем уйти, говорит ему что-то насчет двери. Но что именно – он прослушал. Одна ошибка повлекла за собой другую.