Мы забрались в свои спальные мешки, и Дейдра заснула первой. Она еще меньше нервничала, чем я. Дважды меня будили звуки зверей возле заброшенной деревни, но они не подходили ближе.
На рассвете мы приступили к делу. Я приготовил завтрак, а Дейдра собрала вещи и связалась с повстанцами для окончательных распоряжений. Деньги должны были быть переданы неизвестному мозамбикскому чиновнику через два дня на рассвете где-то около реки Фугвавума на зулусской стороне границы. Мы оба знали настоящий план, кроме того, что я собирался убить этого чиновника, но это не касалось никого, кроме меня.
— Ты знаешь его, Дейдре?
«Никто не знает его, кроме нескольких высших лидеров джунглей».
Не то чтобы это имело значение, я убью его, кем бы он ни был. После обеда мы ждали, упакованные и готовые, в пустой деревне высокого водителя, Дамбуламанзи. Это был ясный, прохладный, солнечный день на Хайвельде. Вокруг нас лежали орошаемые поля долины Малкернс, а вдалеке возвышались скалистые горы западной границы Свазиленда. У нас были все необходимые документы. У Фреда Морса было разрешение навестить Нсоко и остановиться у старой подруги Дейдры Кэбот, которая жила на небольшом ранчо недалеко от Нсоко.
Дамбуламанзи наконец появился в облаке красной пыли. Погрузив джип, мы отправились по дороге на восток в сторону торгового городка Манзини. Хотя Манзини меньше, чем Мбабане, он более загружен и расположен в длинном плодородном поясе, который пересекает Свазиленд с севера на юг. Мы даже не останавливались, а продолжали ехать по благодатной земле. Вокруг нас были разбросаны фермы и цитрусовые рощи. Европейские фермы и фермы Свази бок о бок на своей земле.
В Сипофанени дорога продолжалась вдоль Большой реки Усуту, и мы поехали к Биг-Бенд через низкий бесплодный кустарник и сухую землю, где пасся тощий скот. Водитель, казалось, сердито смотрел на стада.
Я спросил. — Ты не любишь скот?
Высокий зулус не сводил глаз с дороги. «Мы слишком любим наш домашний скот, но он погубит нас, если мы не будем осторожны. Для зулусов домашний скот означает деньги, статус, брак; это душа каждого человека и всего племени. Когда южноафриканцы выгнали нас с наших ферм и отправили в бантустан, который они для нас создали, они давали нам пайки, на которые не может прожить ни один человек. Мои люди не хотят жить в поселках, потому что не хотят отдавать свой скот. Так что они бродят по Зулуленду со своим скотом, часть великой миграции черных без всякой цели.
— Дамбоэламанци, — сказал я, — не так ли звали генерала, который потерпел поражение в Рорке Дрифт, на следующий день после вашей великой победы в Зулусской войне?
— Мой предок, двоюродный брат нашего последнего истинного короля Сетевайо, — сказал высокий зулус, по-прежнему не глядя на меня. «В открытом бою мы уничтожили около 1200 из них, но потеряли 4000 своих. А в Роркс-Дрифт нас 4000 человек остановили 100 человек. У них были пушки и прикрытие. У нас были копья и наши обнаженные груди. У них была дисциплина, у нас просто была смелость». Теперь он посмотрел на меня, его темные глаза наполнились болью и горечью века. «Но на самом деле у них было образование, такое образование, которое заставляет европейского солдата стоять и умирать напрасно. Европейский солдат сражается и умирает ни за что, ни про что, только за долг и гордость. Это то, чему нам еще предстоит научиться».
Я сказал. - "Знак Чаки?"
Дамбуламанзи некоторое время ехал молча. - "Чака основал нацию зулусов, изгнал все остальные племена и правил всем Наталом и за его пределами. Его солдаты были непобедимы в Африке, потому что сражались не ради личной выгоды. Наши короли и генералы после Чаки забыли об этом, и мы стали рабами. Чака спит, но однажды он проснется».
Он больше ничего не сказал. Я пытался узнать от него побольше о повстанцах, носивших Метку Чака, и узнать что-нибудь о военном гении или, возможно, о безумце, превратившем слабую федерацию племен Натала в черную нацию. Но он ехал дальше, не отвечая и без выражения на лице. С ним было что-то вроде того, что заставило меня чувствовать себя неловко и волноваться. Был антагонизм, который он не мог скрыть. Было ли это опустошение направлено на всех белых, в чем я не мог винить его, или особенно на меня? Я все еще думал об этом, когда мы добрались до Нсоко.
«Мы останемся здесь», — сказала Дейдра.
Когда Дамбуламанзи уехал, чтобы в последний раз поговорить со своими людьми по ту сторону границы, Дейдра наняла двух носильщиков-свази, а я собрал свое снаряжение. Помимо штатного люгера, стилета и газовой бомбы, у меня был М-16, две осколочные гранаты, неприкосновенный запас на случай, если придется бежать трудным путем, тонкая нейлоновая веревка и специальный миниатюрный радиоприемник, спрятанный в рюкзаке.