Маккалох презрительно взглянул на громадную карту с никому незнакомым названием профсоюза под ней и потребовал показать ему, где кабинет Джетро.
– Там, – ткнул пальцем Джетро.
Маккалох ухватил его за воротник и потащил к двери.
– Дверь заперта, – сказал Джетро.
– Ничего, пробьемся, – сказал Маккалох и швырнул Джетро прямо на дверь. Она не поддалась.
– Дайте мне по крайней мере открыть ее, – попросил Джетро. Еще не оправившись от удара, он тем не менее аккуратно повернул ручку сначала направо, потом налево и, наконец, еще раз направо, на полный оборот.
Маккалох втолкнул его в кабинет.
– Подождите минут пять, друзья! – крикнул он, прежде чем закрыть дверь. – Следите за Зигги и пока что его не трогайте, он еще должен нам кое-что рассказать.
Ухмыльнувшись, он затворил за собой дверь. Негронски стоял неподвижно, избегая встречаться взглядом с остальными. Когда он все-таки поднял глаза, то заметил, что и они стараются на него не смотреть. Негронски оставалось надеяться, что если придется ждать достаточно долго, то у людей Маккалоха не поднимется рука его прикончить. Может даже не сильно изуродуют. Так прошло около получаса.
Негронски ощупал ссадину на подбородке. Пигарелло протянул ему носовой платок.
– Хорошо бы промыть холодной водой, – смущенно проговорил Боров.
– Да, неплохо бы, – согласился Негронски.
– У вас тут есть поблизости холодная вода?
– Здесь в подвале вообще нет воды.
– Как нет, а это что за трубы?
– Они не для воды.
– А для чего же?
– Не знаю, но только не для воды.
– Ага. Но похожи на водопроводные, правда ребята? Похожи они на водопроводные трубы?
– Заткнись лучше, – огрызнулся Коннор.
– Все-таки это водопроводные трубы, – сказал Боров, недоумевая, чем вызвано недовольство товарища.
Дверь распахнулась. Из нее высунулась кудрявая голова Джетро.
– Коннор, Маккалох хочет вас видеть. Кстати, это вы обидели Зигги?
– Он прятал за пазухой трубу, – сказал Коннор.
– Понятно, – ответил Джетро. – Я понимаю. Заходите. Маккалох хочет вам кое-что сказать.
«А, может быть, дай-то Бог, сработало обаяние Джетро», – с надеждой подумал Негронски. Хорошо бы. Негронски даже не сердился на Коннора, не такой он был человек, чтобы долго помнить обиды. Всякое в жизни случается.
– Как думаешь, чего там произошло? – спросил Райан.
– Не знаю, они, наверное, договорились, – ответил Волцыз.
– Не-а, Маккалох не станет договариваться с этим гомиком, – вступил в беседу еще один делегат.
– Не станет, – поддержал его другой.
– Они договорились, – сказал Волцыз и неожиданно улыбнулся Негронски.
– Я точно знаю, – вскричал Пигарелло, – я догадался!
Все посмотрели на Борова.
– Это точно водопроводные трубы: на них капли.
– Отвяжись! – сказал Волцыз.
– Господи! – сказал Райан.
– Это не водопроводные трубы, – сказал Негронски.
Прошло еще полчаса. Дверь опять отворилась.
– Джентльмены, прошу вас, заходите.
Все закивали и по одному, как школьники, ожидающие своей очереди при игре в крикет, вошли в кабинет Джетро.
– С нами будут договариваться, – прошептал Волцыз.
Но этим не пахло. Кабинет был раза в три больше кабины лифта и совершенно пуст, если не считать металлического стола. Слабенькая лампочка желтым светом теплилась под потолком, придавая загадочный вид торчащим из стены трубам с кранами и наконечниками. Ни Маккалоха, ни Коннора в комнате не было. Не было в ней и другого выхода – ни окна, ми двери.
– Маккалох и Коннор предпочли Майами. Их не устраивают современные идеи. Они уехали, – сказал Джетро.
– Как они отсюда вышли? – спросил Волцыз, оглядывая комнату.
– Так и вышли. Давайте поговорим о делах. Вы, джентльмены, – фундамент моего президентства. Хотите стать состоятельными людьми или предпочитаете хранить верность теперешнему реакционному, крохоборствующему руководству нашего профсоюза?
– Мы не станем голосовать без Маккалоха и Коннора, – заявил делегат из штата Мэн.
– Тогда вам вообще не придется голосовать, – ласково сказал Джетро.
Но вышло по-другому, поскольку все вдруг догадались, что произошло. Моментально единодушным голосованием было решено, что блок Новой Англии отнюдь не собирается поддерживать старое, реакционное и скупое руководство.
– Лучший выбор – Джетро! – выкрикнул один из делегатов, вспомнив, что на прошлой неделе видел такой текст на пачке листовок, которую он выбросил. Сейчас он жалел об этом поступке.
– Вместе с Джетро! Лучший выбор – Джетро! – принялись скандировать остальные делегаты.
Джетро успокоил своих новых приверженцев.
– Не знаю, что и сказать, друзья мои. Похоже, что в Международном братстве водителей побеждает новое мышление.
У Пигарелло был крайне важный вопрос.
– Мистер Джетро, а эти вот трубы, они водопроводные?
– Это водопроводные трубы, Боров, – ответил Джетро.
Пигарелло просиял.
– Вот видите, я же говорил!
На радостях он даже предложил вынести мусор, так как уборщиков, похоже, не было, а у стены кабинета мистера Джетро стояли два здоровенных мешка.
Глава четвертая
Врач внимательно смотрел на человека, который умирал на операционном столе. Хирургические лампы заливали мускулистое тело белым сиянием. Если бы кто-то посторонний увидел пациента, лежащего на столе в операционной с ее покрытыми кафелем стенами, с приготовленными хирургическими инструментами, то, несомненно, решил бы, что предстоит обыкновенная операция.
Да, непосвященный мог подумать, что находится в больнице, но доктор Джералд Брайтуэйт знал, что это не так. Он пристально наблюдал за пациентом, который, приходя время от времени в сознание, называл себя Римо.
Если бы речь шла о нормальном человеке, любой медик сказал бы, что видит типичную картину шока: неровный пульс, пониженная температура тела, прерывистое дыхание. Но пациент время от времени приходил в себя и симптомы шока исчезали, а антишоковые меры только ухудшали его состояние, подталкивая все ближе к смерти.
Доктор Брайтуэйт покачал головой. Он хотел объяснить медсестре, что происходит, – надо же хоть с кем-то поделиться по поводу происходящего в этом сумасшедшем доме, словно взятом из приключений Алисы в Зазеркалье, – но вовремя спохватился: сестра ни слова не понимала по-английски.
«Стоит ли удивляться», – подумал доктор Брайтуэйт. Это же не больница: они находились на угольной барже, стоящей на якоре в устье реки где-то в южных штатах. Именно на Юге, судя по созвездиям в ночном небе, которые он сумел разглядеть перед тем, как самолет приземлился в небольшом аэропорту, где не было ни сигнальных огней ни других самолетов. Потом вертолет доставил его на баржу. Там пробравшись между кучами наваленного на палубе угля, он оказался в импровизированной операционной. Все это должно было вызвать недоумение, если не подозрение, но когда перед тобой маячит исполнение заветной мечты, всегда спохватываешься слитком поздно.
Доктор Брайтуэйт посмотрел на медсестру – похоже, она откуда-то из Восточной Европы, судя по отдельным словам, которые ему удалось разобрать.
Пациент застонал. Брайтуэйт знаками показал сестре, что нужно ремнями пристегнуть больному руки и ноги. Ему больше не хотелось снова становиться свидетелем странных происшествий. Вчера, например, пациент упал со стола и по идее должен был разбиться. Но больной, находящийся в полубессознательном состоянии, падая, извернулся в воздухе, словно кошка, и приземлился на руки и ноги. Человек не способен на такое, ведь люди – не кошки.
Но удивляться не стоило: пациент только внешне напоминал обычного человека, а его нервная система действовала абсолютно не так, как у людей. Доктор Брайтуэйт обнаружил это сразу, едва только оказался в этом дурном сне. Нет, нервные клетки были обычными, нормальной была и структура нервных волокон, но некоторые звенья системы были настолько гипертрофированы, что сама она и, естественно, ее реакция абсолютно ничем не напоминали нормальную нервную систему.