– Фомич!.. Фомич!.. Машка!.. Ну, наконец-то!.. – наперебой заголосили подружки. – А как вы встретились?.. Ну, идите сюда, целоваться будем!..
После довольно-таки бестолковых объятий и поцелуев, все, включая новеньких, исчезли внутри особняка. Под шумок туда удалился и юноша, безмолвный спутник бизнесменши Насти.
Андрей остался один во дворе. Он принес из сарая еще одну охапку дров. Наколол топориком щепочек. И стал разжигать костер.
Хорошо было заниматься очагом морозным вечером, под тихим и темным небом. И делать это одному. Андрей любил одиночество. А совсем рядом, но как будто бы из другого мира, светили теплые огни двухэтажного особняка…
Андрей разжег костер – не без удовлетворения подумал, что ему удалось это сделать с одной спички. Первые пять минут (детство – самый напряженный момент в жизни любого существа, и огонь в этом смысле – не исключение) он безотлучно был рядом с ним, поддерживая и подправляя слабенькое пламя.
Тут из дома вышла Катя. Молча подошла к Андрею, обняла.
За судьбу костра уже можно было не опасаться. Алые языки вовсю лизали сложенные по-пионерски дровишки. Катя, прижавшись к Андрею, молча смотрела на огонь. Потом тихо сказала:
– А я видела, как ты его зажег. С одной спички.
– Ишь ты, глазастая, – польщенно усмехнулся Андрей.
– «Мне сверху видно все, ты так и знай…» – пропела Катюша. – Нам Валька дом свой показывала.
– Ну и как?
– Хорошо, Андрюша, хорошо. Две ванные – вверху и внизу. С джакузи и биде. Внизу – гостиная, кухня – ну, это ты видел – и еще кабинет. Вверху – спальная, детская и три гостевые комнаты. Так что все поместимся… А на нулевом этаже – погреб, тренажерный зал и гараж на две машины. Две иномарки…
Андрей молчал, задумчиво глядя на огонь.
– Андрюш?
– А?
– А когда у нас такой дом будет?
– Когда ты начальником приемной комиссии станешь. Или когда я Нобелевскую премию получу.
– А ты получишь?
– Конечно.
– Ну, тогда подождем.
Катя чмокнула Андрея в щеку и пошла назад в дом. По пути, обернувшись, сказала:
– А я все-таки начальником приемной комиссии быстрей стану.
– Поглядим! – беспечно воскликнул Андрей.
Дверь за Катюшей захлопнулась, и Андрей опять остался один.
«Кажется, тьфу-тьфу, не сглазить бы, – подумал он, – вечеринка обещает быть удачной». А ведь он не очень-то хотел сюда ехать. Андрею нравились мужские сейшны – с банькой, преферансом, спорами о политике и футболе, анекдотами и спонтанными состязаниями в остроумии. Нынешний междусобойчик был, по определению, женским.
Вечеринку организовали четыре подруги – Катя, Валюха, Настя и Мэри. Собрались в память о времени, когда они были очень молоды и отчаянны, когда они были командой. И Фомич (безусловно, симпатичный человек) тоже был из того их прошлого времени . А он, Андрей, вкупе с Настиным недоноском, оказывались на этом сборище ни пришей, ни пристегни. Но очень уж Катюшке хотелось (он видел это), чтобы он поехал с нею. Ей хотелось показать, что она не одинока, продемонстрировать Андрея подругам, погордиться. А это лестно, черт побери, что ты из тех, кем женщина может гордиться.
Андрей подкинул в очаг еще пару полешек. Костер полыхал вовсю.
«Трудно поверить, – подумал он, – что когда-то эти четыре девчонки, такие разные, собирались вместе каждые выходные. Жили в одной комнате. Ходили вместе в столовку. Выпивали. Кадрились с мужиками. – Да, черт возьми, наверняка кадрились – что-то об этом и в Катиных рассказах проскальзывало. – А самое главное: эти девушки были заняты тем, что прыгали с парашютом. Каждую субботу, всякое воскресенье. Все лето, всю зиму… (Только в осеннюю и весеннюю распутицу делали перерывы.) Прыгали по пять, семь, десять раз ежедневно. Неслись к земле со страшной скоростью, в бездонной выси… А по пути встречались в воздухе. Организовывали в полете всякие фигуры. По команде одной из них (а, кстати, надо бы спросить Катю, кто из них тогда командовал – Настя, наверное?..) рассыпались, разлетались в воздухе. Раскрывали парашюты. Приземлялись…»
Отчаянные головы! Слава богу, что все это у них позади! У Катюши, во всяком случае, позади. Слава создателю, угомонились, утихомирились.
«Я бы здесь, на земле, извелся, – подумал Андрей, – если бы Катя носилась где-то там, за облаками. От одной мысли все внутри холодеет… И почему им нельзя было заниматься каким-нибудь спокойным, благородным спортом: теннисом, плаванием, фигурным катанием?.. Нет: потянуло в облака. И ведь у каждой из них – по куче прыжков. У Кати, кажется, четыреста семьдесят восемь… У Мэри – того больше: вроде бы даже за тысячу. Она, по-моему, и до сих пор прыгает… Надо бы спросить, сколько там набралось у Насти и у Валентины… Тоже, наверное, под пятьсот… А у Фомича – вообще какая-то оглушительная цифра… Десять тысяч прыжков, что ли… Ну, это его жизнь… Его судьба!.. На то он и директор аэроклуба…»
На крыльцо из особняка вышла Валентина.
– Эй, костровой, – весело окликнула она Андрея, – когда угли будут? Шашлык мы нанизали. Народ уже жрать просит.
– Еще пятнадцать минут, – глянул на часы Андрей. – Да вы закусывайте пока.
– Ну, нет, мы без тебя не будем. И без шашлыков – тоже… Рюмочку тебе вынести?
– А вы там уже выпиваете?
– Естественно!
– Тогда тащи бутылку. Сухого, если есть.
– Есть сухое. Мэри какую-то гадость молдавскую притащила. Сейчас принесу. Валенки только надену.
Около восьми вечера компания наконец-то уселась за стол. Валентина сервировала его в огромной гостиной.
Стол удался на славу. Валюха расстелила крахмальную скатерть – белее, чем в рекламе отбеливателей. Поставила сервиз из тонкого немецкого фарфора. Достала столовое серебро, богемского стекла фужеры, бокалы и рюмашки, накрахмаленные салфетки. Потушила верхний свет, зажгла не менее двух дюжин свечей. Кроме того, комнату освещал то глухо мерцающий, то вдруг вспыхивающий камин.
По центру стола располагались закуски. В интимном огне свечей и камина они выглядели еще аппетитней, чем обычно. Мерцали вазочки с красной и черной (привез Фомич) икрой. Вызывающе лоснились белые и красные ломти севрюги и семги. Искрился радужными пятнами холодец. Сиял изготовленный экзотический салат Андрея. Изнывало серебряное ведерко со льдом. Запотевшие бутылки дружным отрядом, плечом к плечу, притаились на углу стола.
В процессе приготовления пищи, а этим были заняты все, кроме Фомича и Настиного хахаля, компания уже успела распить бутылочку. Девушки, порой мешаясь и сталкиваясь друг с другом на огромной Валюхиной кухне, почистили и сварили картошку, поджарили грибы, заправили майонезом и сметаной салаты. Андрей колдовал на улице над шашлыками. Время от времени готовка прерывалась дружескими возлияниями. Поэтому к ужину все (за исключением, пожалуй, Настиного компаньона) пребывали в несколько приподнятом настроении. Казалось, публика – не исключая чужого, в общем-то, в компании Андрея – заразилась неким вирусом веселья, добросердечия и взаимной любви. Реплики налетали одна на другую, смех раздавался порой без всякой причины. Один только Настин вьюноша был далек от всеобщего благодушия, стоял близ камина в позе Чайльд Гарольда, порой криво усмехался и пощипывал себя за бороденку.