С первого по третий курс был неизменным старостой группы, активным членом научного кружка, которым руководил профессор Борис Здравомыслов, ставший в 1979 году ректором ВЮЗИ. После моего доклада на одном из заседаний кружка профессор высказал мнение, что выбранная тема вполне может быть основой кандидатской диссертации, а сделанный доклад является серьезной заявкой для ее подготовки. При этом отметив, что он готов быть моим научным руководителем в работе над диссертацией. В ту пору я был студентом всего лишь второго курса.
Ни я, ни профессор Здравомыслов не знали тогда, что судьба мне готовит совсем иные пути. Лишь только закончились экзамены за второй курс института, получил я письмо в конверте без обратного адреса. В письме мне предлагалось для получения работы по приобретаемой мною профессии позвонить по указанному номеру. Начальные цифры номера телефона были 224 или, как по традиции называли данный коммутатор в здании КГБ на Лубянке – Б-4.
О ведомственной принадлежности указанного коммутатора я понятия не имел тогда. Предложение работы, предположительно по моей профессии, в области юриспруденции, естественно, меня заинтересовало. Я позвонил и в процессе краткого телефонного разговора мне была назначена встреча в приемной КГБ на Кузнецком мосту. В этот момент стало понятно, из какого ведомства я получил письмо.
Так состоялось мое знакомство с руководителем кадрового подразделения 10-го отдела КГБ при СМ СССР подполковником Александром Ивановичем Александровым. Он был откровенен, заявив, что уже более года ведется мое изучение. С учетом полученных положительных характеристик за время службы в армии, с места работы и учебы мне делается официальное предложение о переходе на работу в КГБ при СМ СССР, первоначально в качестве гражданского специалиста, с последующим присвоением офицерского звания.
Я был тоже откровенен, сказав что меня интересует научная деятельность. Кроме того, я совсем недавно завершил срочную службу. Продолжение воинской службы в каком бы то ни было качестве не входит мои жизненные планы. Расстались мы на том, что я подумаю и, если мое мнение по поводу работы в КГБ изменится, я позвоню.
Приблизительно через пару месяцев подполковник Александров позвонил мне сам и назначил очередную встречу в приемной КГБ. На этот раз он был более настойчив, напирая, что подобные предложения делаются единицам из многих тысяч. Инициативных, изъявивших желание поступить на работу в органы госбезопасности, не берут. Кандидатов для работы в КГБ тщательно подбирают кадровые аппараты его различных подразделений.
Сам факт предложения о переводе на работу в органы КГБ должен рассматриваться мною и любым другим кандидатом на зачисление в советские органы государственной безопасности как акт высокого политического доверия. Отказ же считается нелояльностью не только по отношению к КГБ, как ведомству, но и по отношению к советскому политическому строю, который органы госбезопасности призваны охранять от враждебных посягательств. Подполковник Александров не преминул также заметить, что мне, как комсомольцу и будущему юристу, которому будет высказано политическое недоверие, вряд ли в последующем будет легко найти работу по специальности. Намек был более чем прозрачный.
Я поменял место работы. Из Конструкторского бюро Ильюшина перевелся на предприятие производителя авиационных агрегатов, расположенное на Красной Пресне. В связи с переходом на новое место работы изменилось место моего комсомольского учета. Теперь это был Краснопресненский райком комсомола, который отказал мне в выдаче рекомендации для направления на работу в органы госбезопасности, так как я состоял на учете меньше года, что являлось обязательным условием при выдаче характеристики.