– Тогда никто из нас не дожил бы до взрослого возраста, – возразила она и открыла дверцу машины. – Поехали домой, Финниан.
– Ты не собираешься заехать и попрощаться с Брайеном? – спросил он.
Она замерла.
– Во-первых, он в Дублине. А во-вторых, я гонялась за ним, как ищейка, чтобы сделать свою передачу, а когда наконец загнала его в угол, то сказала ему, что люблю его, и соблазнила…
– Я этого не слышал.
Она прижала ладонь ко рту.
– А я не говорила. Извини. Все равно Оливер сделал вечером это объявление. Если женщины думают, что я имела в виду бойкот, то что подумал Брайен, как по-твоему?
– Ого! – воскликнул Финн. – Ну ты ведь не можешь все так оставить?
– Он не отвечает на мои звонки. Я еще три раза звонила ему сегодня утром, пока собирала вещи.
– Ты – репортер. Ты знаешь тысячи способов справиться с этим.
– А что потом? Я же не могу ворваться к нему, сунуть микрофон ему в лицо и потребовать, чтобы он ответил перед народом.
– Почему бы и нет?
– Иди к черту. Он в ярости, и я его не виню. Я и сама злюсь на себя сейчас. Мне хочется заползти куда-нибудь в пещеру и прятаться там до тех пор, пока не настанет время выйти из нее и предстать перед Оливером в понедельник утром.
– Где ты будешь?
– Не знаю. В отпуске, – уныло ответила она. – Может, это мой последний отпуск на какое-то время. Вот. – Она вынула свой телефон из сумки и вручила ему. – Возьми его. Я не хочу, чтобы Оливер использовал его для того, чтобы меня выследить. Если возникнет что-то важное, оставь сообщение на моем домашнем автоответчике. Я пару раз его проверю. Увидимся в понедельник перед расстрелом.
Она быстро чмокнула Финна, села в машину и поехала прочь из Килбули, убеждая себя, что не заплачет. До тех пор, пока не окажется там, куда едет. Где бы это место ни оказалось.
– Что значит – уехала? – Брайен вцепился в край стойки так, что хрустнули пальцы.
– Мне очень жаль, Брайен. Они с мистером Келлехером уехали около часа назад, после ухода полицейского.
– Здесь была полиция? Почему?
– Только один полицейский, но… О, какой позор! Кто-то из Килбули взломал их фургон и украл все пленки, которые они с таким трудом сняли. Мне смертельно стыдно за всю деревню. Здесь, считала я, мы в безопасности от этой чепухи – от преступности и банд, – и вот…
Брайен быстро потерял нить лекции миссис Фицпатрик на тему о преступности и морали, так как его мозг старался переварить новую информацию. Все пленки украдены. Вызывали полицейского. Тара уехала. Что происходит, в конце концов?
– Вы знаете, куда она поехала? – перебил он ее, не дослушав.
– Нет, не знаю. Полагаю, в Дублин. Мне кажется, вы разминулись в дороге как раз возле Энниса.
Брайен был уже в дверях, когда она еще не закончила говорить, и вышел под пробивающиеся сквозь тучи лучи солнца, которое старалось спасти этот день от очередного ливня. Час назад. Значит, она будет в Дублине к вечеру. Он мог либо поехать за ней в город, либо остаться на месте и позвонить. В отличие от него Тара ответит на звонок хотя бы для того, чтобы на него накричать. Она не из тех, кто позволяет телефону звонить без конца.
Телефон. У нее есть мобильный телефон. Он достал свою трубку из машины и отыскал карточку, которую она оставила в гостинице в Данлоу. Он набрал ее номер и долго слушал гудки. Она ведет машину и, может быть, ответит не сразу.
– Привет. Это телефон Тары. Сейчас она подойти не может, но…
Брайен с трудом сдержался, чтобы не выругаться.
– Келлехер, это Брайен Ханрахан.
На другом конце воцарилось долгое сердитое молчание. Наконец Келлехер заговорил:
– Я бы сказал, парень, что давно пора, но на самом деле уже слишком поздно.
– Где она?
– Не знаю.
– Келлехер, я знаю, что ты ее покрываешь, но…
– Говорю тебе, я не знаю. Она просто сбежала. Сказала, что собирается заползти в какую-нибудь пещеру до понедельника.
– Я слышал, у вас украли пленки?
– Украли. Включая те, на которых снят ты, если тебя это волнует.
Брайен открыл было рот, но понял, что любое возражение прозвучит неубедительно. И какая разница, что думает о нем Финн Келлехер?
– Меня больше интересует та, другая передача, над которой она работала, – ответил он.
– Какая другая?
– О женщинах и о том, что они затеяли.
– А женщины что-то затеяли? – удивился Финн.
– Не умничай. Вы весь вечер снимали их в пабе.
– Ах, это! Эти пленки тоже пропали.
– Что на них снято?
– Так вот в чем дело, да? Может, заодно спросишь, что было на всех пленках? – ехидно сказал Финн. – А теперь извини, у меня тут большое движение на дороге. – Он дал отбой.
– Чертов осел! – Брайен захлопнул свою трубку и сунул ее в карман.
Он все равно обратится к Таре напрямую, но позже, в конце поездки, на последних милях дороги между Эннисом и Килбули. Она, вероятно, ничего ему не скажет. Но еще оставался Томми.
Он направился к дому Ахернов.
– Извините. – Пег подняла голову и показала на материю, сползающую на пол с кухонного стола. – Сейчас много работы.
– Мне надо поговорить с Томми, если он дома.
– Он у себя в комнате. – Пег махнула рукой куда-то в противоположный конец кухни. – Работает над своими скрипками. Там такой беспорядок! Томми!
Голова Томми просунулась в дверь.
– Что? О, Брайен. Заходите.
– Через минуту будет чай, – сказала Пег. – Чайник еще горячий.
Брайен вошел вслед за Томми в его комнату. Крохотная комнатушка вмещала узкую кровать, стул и большой верстак, вокруг которого громоздились кучи стружек.
– Когда твоя мать сказала, что ты работаешь над скрипками, я подумал – ты их полируешь или что-то в этом роде.
– Я все делаю здесь, подальше от сырости. У меня нет настоящей мастерской, а в году не бывает столько ясных дней, чтобы я успел закончить хотя бы один инструмент, если бы работал на улице. Так что когда мы сюда переехали, мы с папой настелили этот пол из винила, чтобы я мог здесь делать свои скрипки. Только очень сильно лаком пахнет, когда я начинаю отделку.
На полке лежало несколько скрипок в различной стадии готовности, разных цветов, от светлой слоновой кости грубо отделанных заготовок до темного красно-коричневого уже готового инструмента. В каждом изгибе чувствовалась элегантность Страдивари.
– Господи, какие они красивые, Том!
– Дело не в том, как они выглядят, – объяснил Томми, – а в том, какой у них звук. – Он снял с колышка смычок, натянул его и взял с полки темно-коричневую скрипку. Сыграл одну быструю фразу, потом помедленнее и закончил на долгой ноте, такой нежной, что в горле у Бранена встал комок. – Эта вполне годится.
– Ты зарабатываешь на них что-нибудь?
– Я только начинаю. Если повезет, эта передача мисс О’Коннел поможет и с этим, и с нашим ансамблем.
– Бабушка говорила, что тебя показывали вчера вечером. Но я не видел.
– Я тоже, – рассмеялся Томми. – Мы играли в пабе «Нос епископа». Но мама видела, и она говорит, что мы там хорошо выглядели. Мне уже звонили сегодня утром. Один человек хочет, чтобы мы в следующем месяце сыграли в Дублине.
– Отлично! – Брайен хлопнул Томми по спине. – Когда-нибудь мне придется говорить: «Я знал его, когда…» Наверное, мне надо начинать подыскивать нового конюха, чтобы заменить тебя.
– Пока не надо, – ответил Томми. – Это только разовый ангажемент.
Вошла Пег с чаем, и им потребовалось несколько минут, чтобы выпроводить ее и перейти к делу.
– Вы пришли не для того, чтобы разговаривать о скрипках, – сказал Томми,
– Это правда, – Брайен уставился на молочно-коричневую жидкость в чашке. – Я пришел, чтобы выяснить, что именно ты слышал во вторник вечером в пабе.
Томми пристально посмотрел на него.
– Вы считаете, что я прав, да?
– Я знаю, что-то происходит, и Тара – мисс О’Коннел – каким-то образом в этом участвует. Мне бы хотелось знать, что ты видел. Может быть, я смогу догадаться.