— Скорую, скорую вызывайте!.. Господи, надо же так допиться?.. А крови-то, крови сколько… Скорую, скорую надо!.. Да вызвали уже… Милицию надо, убили ведь парня!.. Оттащите его, оттащите, видите, автобус не может подъехать… Ой, чего же это такое делается, чего делается…
На крики из дверей станции вышел кто-то начальствующий и что-то властно приказал сопровождавшим его хмурым мужичкам. Парня подняли, положили на лавочку, замолкшие, было, женщины снова начали голосить над ним. Младшая всё натягивала полы рубашки, всё прикрывала узкую грудь с выпирающими рёбрами, а старшая зачем-то пыталась уложить на лавке ноги несчастного, они всё разъезжались и падали, и каблуки глухо случали о бетон.
— Эта молодая-то, кто?.. Видать, жена… А это, стало быть, мать его… Молодой какой! Вот несчастье, да ещё на свадьбе… Да ведь свадьба-то не его… А если б вы женились, и у вас помер кто за столом — это как?.. Ой, да чего вы такое городите!..
Но тут парень поднял руку и что-то невнятно пробормотал, и все обрадовались: живой!
— Я ж говорил, ничё ему не будет… Как не будет? У него же черепок треснул!.. Ничё, ничё, он молодой, жахнет ещё стакан и будет как новый…
И тут шофёр зычно объявил посадку, и развлечённые неожиданным представлением пассажиры потянулись в автобус. И уже из окна наблюдали, как парня посадили на лавку, как женщины вытирали кровь с его лица, как отряхивали ему брюки…
Он последним пробрался на своё место и не сразу понял, что исчезла его сумка, а с ней и куртка. Он ещё растеряно крутил головой, но тут досаду перебила успокаивающая мысль: и плевать! Документы, и деньги у него в карманах. Вот только жаль Толину бритву, ну, и фотографию тоже, да и куртка ещё пригодилась бы… «Господи, о чём это ты? На твоих глазах чуть не погиб человек, а ты о какой-то тряпке». И всю дорогу до Ржева удивлялся той простоте, с какой человек может покалечиться, лишиться жизни, и не по чьей-то злой воле, а по собственному недомыслию. Вот-вот, по собственному недомыслию, под трамваем…
И когда въехали в город, он выскочил на какой-то остановке у торговых рядов, на автостанцию он ещё успеет, шофёр объяснил, она в конце этой длинной улицы, но сейчас надо купить что-то из одежды. А то в Москву он попадёт только к вечеру, и ещё неизвестно, попадёт ли, а здесь и сейчас прохладно, вот после душного автобуса совсем продрог. Он наскоро оббежал маленький рыночек, но то немногое, что продавалось на лотках, было не по размеру. «Приходите на той неделе, обязательно подберём куртку», — пообещала ему продавщица, сама завернувшаяся в плащ-палатку. — «Да, да, обязательно». Только не на той неделе — уже завтра курточка на него найдётся совсем в другом месте. А пока надо бежать на вокзал, по дороге наверняка будут какие-то магазины. И он бодро припустил к мосту через речку — это снова была Волга. Здесь она текла меж крутых берегов и была ещё застенчивей, чем в Старице: «Ну, мать, спасибо за сопровождение!»
И, перейдя на правую сторону улицы, скоро уткнулся в прикованный к дереву цепью щит, на нём красным было выведено: «Товар из Швейцарии. Скидки — 20 %». Ну, если скидки, то зайти надо обязательно. Но только в полутёмном зальчике понял, что торгуют в магазинчике сэконд-хэндом. А что? После стариковских треников, в которых он щеголял в Улятуе, это не казалось таким уж неприемлемым. Потом есть ведь немало любителей винтажной одежды. Знавал, знавал он даму, что с упоением рассказывала о своей охоте на блошиных рынках Европы. Но Портобелло-роуд она предпочитала Амстердам, там знакомых лиц было поменьше…
Одежды было так много, она так тесно висела на высоких хромированных стойках, что рассмотреть что-то было невозможно, да и времени у него в обрез. Он уже хотел повернуть назад, но тут взгляд зацепился за что-то в верхнем ряду с мужскими пиджаками. И, сняв вещицу, понял — то, что нужно: твидовый зеленовато-коричневый пиджак с округлыми кожаными заплатами на локтях и чудесной шелковой подкладкой. Ему всегда хотелось иметь такой профессорский пиджачок, но купить так и не собрался. На ощупь это был настоящий твид, а он не промокает и не мнется — подходящая одежка для бездомного.
— Будем брать? — почувствовав интерес человека, вышла из-за кассы продавщица.
— Он не очень старый? — на всякий случай засомневался он. Твидовый пиджак можно носить десятилетиями, но это приятно, когда носил отец или даже дед…
— Да что вы, мужчина! — обиделась продавщица. — Вы, я вижу, в заграничных вещах ничего не понимаете! Видите, у пиджака даже карманы ещё не расшиты…