Но только он попытался уйти наперерез, как его смяли, развернули в нужную сторону и потащили за собой по эскалатору наверх. И сверху уже другой голос, хорошо поставленный баритон, наставлял и предостерегал: «…Будьте бдительны! Уровень террористический угрозы в стране как никогда высок… В этой связи просим граждан проявлять гражданское самосознание и сообщать в компетентные органы обо всех подозрительных лицах, замеченных в аэропортах, железнодорожных вокзалах, метро и других местах массового скопления людей…».
«Молодая республика Советов в кольце врагов! Заааколебали!» — прорезался ломкий насмешливый голос за спиной. И захотел оглянуться, посмотреть на того, единственного, кто возразил. Остановил женский шепот: «Тише ты!.. У тебя последний курс… Сначала диплом, потом…» Его мать когда-то тоже вот так предупреждала: не высовывайся! Да разве только она. Помнится, и старик Вольский остерегал бодаться с властью, а он советов не слушал, теперь и жаловаться некому…
Наверху он отполз в сторону и, отдышавшись, повернул назад. Надо как можно быстрее покинуть столицу и найти место, где можно переждать до утра. Но где искать такое укрытие? Он не имеет права просить помощи ни у самых близких людей, ни у самых дальних знакомцев. Может, и журналистов не стоит втягивать в свои дела? Сам всё затеял, сам должен и выбираться. Если откажут в помощи на радиостанции, то так всё и будет…
Но что тогда тянешь, давай, соображай быстрее, а то трудовой народ уже схлынул, и бесцельные метания по тушинскому пятачку скоро вызовут подозрения. А вот и патруль! И ещё один справа. Пойти прямо на них? Остынь, никаких показательных акций! И скромнее будь, скромнее, надо отойти влево, вот за эту машину, за белый автобус. У автобуса он обернулся и с облегчением выдохнул: милиционеры занялись делом — остановили какую-то большую пеструю семью с багажом. Но эта передышка ненадолго, ему надо немедленно уехать, неважно куда, в какой-нибудь городок поблизости. Он ещё в растерянности озирался по сторонам, когда глаз выхватил выруливавший на противоположной стороне площади автобус — 542-й, до Красногорска. Вот куда он поедет — в этот славный городок — и будет там минут через двадцать.
Но в Красногорск автобус добрался только через полтора часа. И он не стал ехать на другой конец города, сошёл на остановке у киноархива, где-то здесь, помнится, должна быть и железнодорожная платформа, вот поблизости от неё он как-нибудь и перебьётся до утра. И пока раздумывал, куда идти: вправо или влево, к остановке подъехала патрульная машина, и пришлось свернуть с Волоколамского шоссе на какую-то улицу, потом ещё на одну и скоро вышел к усадебному парку. Если это тот парк, где он бывал в юности, то это почти лес, там легко затеряться, вот и лавочки есть. Да, ложиться на лавочку можно, но только в беспамятстве. Но никаких парков, подъездов, дворов. И спать нельзя, всё может сорваться из-за какой-то ерунды! Ничего, ничего, как-нибудь он переходит эту ночь, перетолчется! На том конце города, помнится, есть военный госпиталь, он дойдет туда, потом повернет обратно, а там одна за другой пойдут электрички. Надо только найти магазин и купить еды, с ней будет как-то веселее.
Но поблизости никакого торгового заведения не было, пришлось вернуться к архиву, перейти улицу как раз напротив стоянки такси и вклиниться вглубь жилых кварталов. Он всё шел и шел, с тревогой отмечая, как быстро темнеет, а когда зажглись фонари, то будто и вовсе наступила ночь. И только тусклый электрический свет редкими пятнами ложился на тротуар и освещал дорогу, и было бездомно, неуютно, тревожно. Но вот впереди большие витринные окна, они ярко и зазывно горят, и ноги сами пошли быстрее. Точно, магазин! Он потянул за витую ручку, высокая дверь почему-то не поддалась, пришлось дёрнуть двумя руками — нет, закрыто!
Но не успел он отойти, как дверь приоткрылась, и оттуда выглянул расхристанный парень лет тридцати пяти: длинные путаные волосы, синий халат, под ним только короткие светлые брюки и голая грудь.
— Ты чё дёргаешь, я те подёргаю! Не видишь, закрыто!
— Закрыто, так закрыто! Но здесь ясно указано, что вы должны ещё работать, — разозлился беглец.