Потянулось молчание. Наконец девушка с трудом кивнула:
— Да. Но это несправедливо.
— В жизни много несправедливости. Иногда погибают те, кто не должен.
— Из-за таких, как Бризус, — руки Габриэль сжались в кулаки, и она попыталась подняться, но Зена ей помешала.
— Не трать на негодяя время, он этого не стоит. Стражи отведут его в темницу и, наверное, посадят вместе с «Покровителями», с Пиксусом, — воительница еще раз стиснула девушку в объятиях и порывисто встала: подошел царь. — Все в порядке?
— Теперь да. — Тезей осмотрелся. — В большом городе, таком, как Афины, нелегко поддерживать порядок: за всем не уследишь.
— Не сомневаюсь, что вы справитесь, — ответила Зена. — Торговец пергаментом…
Тезей заметно вздрогнул и побледнел:
— Я все видел. Когда мы разберем трущобы и построим дома, здесь будет новая статуя: в его честь, — царь взглянул на останки уродливой Ники и скривился: — Скульптора пригласим другого.
— Хорошо, — сдержанно сказала Зена и посмотрела на Гелариона. — Этого мальчика я отведу к матери, а пекарю скажу, что он может возвращаться к себе.
— Может быть, мы еще встретимся, — начал прощаться Тезей.
— Может быть, но не в Афинах. Не обижайтесь, но этот город приносит нам неудачу, — она сжала плечо Габриэль. — Мы уедем как можно скорее. Передайте Ипполите и сыну наше почтение.
— Обязательно.
Тезей остался один. Зена уговорила заплаканную Габриэль подняться на ноги и отойти от места катастрофы, вдвоем они помогли Гелариону встать, подхватив его с обеих сторон, и осторожно повели прочь. Царь обошел груду обломков и приблизился к воинам, державшим закованного в тяжелые цепи Бризуса. Зена мельком обернулась, бросила на негодяя прощальный взгляд и улыбнулась. Бризус не ответил, но в глазах его запылала смертельная ярость, когда воины поволокли его к темнице.
Добравшись до полутемных проулков, Габриэль замедлила шаг, тяжело вздохнула. Геларион похлопал ее по плечу, девушка вздохнула еще раз и исподлобья посмотрела на него.
— Клянись немедленно, что больше никогда не станешь красть! — сказала она. — Или я проломлю твою никчемную голову.
Юноша фыркнул:
— Не сможешь!
— Еще как смогу, — заверила Габриэль. — После того что мне пришлось пережить из-за тебя и ради тебя, смогу. Погляди, в какую переделку ты попал! Чуть не оказался с папочкой Гермесом на дороге в Аид. Думаешь, там хорошо? Вряд ли; и особенно плохо нахальным воришкам. Будешь воровать, навсегда останешься в подчинении типов вроде Бризуса. Ну, клянешься?
— А жить мне на что? Нектаром питаться? — тихо спросил он, помолчав. Тем временем Зена вывела их на соседнюю, более просторную улицу. — Воровать я умею, и даже неплохо. Если отец наделил меня этим даром, зачем от него отказываться? Гермес меня защитит.
Сказав это, Геларион приуныл:
— А вдруг Гермес не мой отец? Иначе разве б он позволил случиться такой беде?
Зена в тревоге положила руку юноше на плечо:
— Геларион, дело не в том, кто твой отец. Мы говорим о тебе. Ты умный, обаятельный… а теперь я знаю, что ты смелый. Тебе повезло куда больше, чем многим другим, пусть даже богатым и знатным. — Вор обдумал слова воительницы и медленно кивнул. Она продолжила: — Как только плечо заживет, ступай к царю. Он вспомнит тебя и с радостью возьмет гонцом или посыльным. Ты отлично знаешь город, лабиринты улиц, да и жителей — у тебя есть все, что нужно. Кто знает, может быть, вам с матерью даже отведут комнату во дворце.
— Гонцом… — задумчиво пробормотал Геларион.
— Это у тебя в крови! — хитро напомнила Габриэль, намекая на посланца Олимпа, быстроногого вестника богов Гермеса.
Эпилог
Дорога, ведущая от Афин к югу, была пыльной, раскаленной и сухой; далеко внизу о черные скалы разбивалось море. Зена вела Арго под уздцы, верная Габриэль шла рядом. За спиной девушки красовалась великолепная серая в яблоках кобыла.
— Ты в порядке? — спросила Зена, заранее зная ответ: подруге необходимо выговориться.
— Я-то в порядке, а вот Петер… Мне так его не хватает!
— Если б он просто остался в Афинах, тебе не хватало бы его точно так же.
— Знаю, — смахнула слезу Габриэль и постаралась улыбнуться. — Это я во всем виновата!
— Петер сам метнулся туда, ты же не могла знать. Не вини себя за чужие поступки; переживать естественно, но это другое чувство.
— Ты права, — сказала Габриэль и посмотрела на море. Огромная волна накатила на берег и пророкотала по камням, скалы эхом повторили звук. Девушка вздрогнула: