Тенденция к абсолютизации деятельной сущности человека, восходящая своими корнями к теологическо-идеалистической концепции беспредпосылочного, магического творения мира, была снята К. Марксом еще на уровне его диалога с Гегелем и младогегельянцами. Критикуя «миропотрясающие» фразы младогегельянцев, К. Маркс уточнял свое понимание проблемы бытия как проблемы практики, отмежевываясь не только от «непрактического» материализма Фейербаха, но и от «псевдопрактического» понимания действительности младогегельянцами. Прежде всего Маркс отмежевывается от «философии критического разума» Б. Бауэра, «философии действия» так называемых «истинных социалистов», а также от диалектики индивидуума у М. Штирнера как «единства творца и творения».[70]
Еще в «Святом семействе» основоположники марксизма критиковали Б. Бауэра за «бой против субстанции», то есть за субъективистское понимание действительности как только человеческой деятельности. Впоследствии в «Немецкой идеологии», в полемике с Б. Бауэром и М. Штирнером вновь отвергается субъективистское понимание действительности в смысле подчинения «субстанции» «субъекту». Попытка «истинных социалистов» свести действительность к «свободной человеческой деятельности» и в этом смысле только субъективно понимать действительность оценивалась К. Марксом и Ф. Энгельсом в высшей степени критически.
Значение всей этой полемики состоит в том, что она указывает на причины заблуждения Гегеля и младогегельянцев и в силу этого помогает раскрыть корни субъективистской абсолютизации практики так называемым праксеологическо-гуманистическим течением современного ревизионизма. Именно в этой полемике К. Маркс обращал особое внимание на заблуждения, вытекавшие из абстрагирования от социальности. Ошибка Л. Фейербаха, по Марксу, заключалась в неисторичности понимания чувственного, в игнорировании той истины, что окружающий нас чувственный мир является не навечно данной неизменной величиной, а историческим продуктом производственной и иной деятельности ряда поколений людей, каждое из которых стоит на плечах предшествующего и модифицирует свой способ производства, свой общественный уклад и способ деятельности в соответствии с изменившимися потребностями. К. Маркс критиковал Л. Фейербаха за его концепцию «абстрактного» человека, изолированного от общественных отношений, за его единство природы и человека, которое у него не является исторически опосредованным, за объяснение взаимосвязи человека, общественных отношений и истории реализацией «человеческой сущности», понимаемой не исторически, а с точки зрения одной лишь естественности. Именно в силу «неисторичности» Фейербаха его концепция «действительного человека», «человека вообще» остается в плену идеалистического понимания действительности.
По Марксу, деятельность человека во все времена является не каким-то абстрактным «модусом бытия», а продуктом общественных отношений, истории. Практическая деятельность человека всегда осуществляется в определенных конкретно-исторических условиях. Она обусловлена степенью развития производительных сил и производственных отношений и характеризуется определенными объективными закономерностями. Бесспорно, как свидетельствует первый тезис о Фейербахе, К. Маркс главный недостаток материализма Фейербаха видит в том, что действительность им никогда не рассматривается как человеческая сознательная деятельность, практика. Именно это дает повод ревизионистам говорить, что проблема бытия для К. Маркса не что иное, как проблема практики. Но из этой критики отнюдь не следует сведение К. Марксом всякой действительности к практической деятельности людей, как это пытаются обосновать А. Лефевр, М. Кангрга, Л. Колаковский, К. Косик и все представители праксеологическо-гуманистической концепции. Подчеркнув огромное значение деятельности человека, К. Маркс и Ф. Энгельс считали тем не менее необходимым напомнить: «Конечно, при этом сохраняется приоритет внешней природы».[71]
К. Маркс говорил, что вопрос об истине как ключевой категории познания находит «свое рациональное разрешение» не только в практике, но и «в понимании этой практики».[72] Значит, недостаточно ввести практику в гносеологию, надо ее еще правильно понимать. Ревизионизм же лишний раз демонстрирует, в какую пустую абстракцию может превратиться даже практика, если ее понимать как некий «модус бытия», к тому же вне социальной обусловленности и классовых позиций.
Бытие человека как субъекта познания, действительно, прежде всего выступает как практика. Но это не значит, что ею можно ограничить содержание бытия человека даже как гносеологического субъекта. Бытие человека и как гносеологического субъекта — это практика, тесно связанная с предметностью человека.
Диалектический материализм не имеет ничего общего с отношением к субъекту как к какой-то противоположности материальной субстанции. Диалектический материализм рассматривает субъектно-объектные отношения как особую сферу природной и исторической действительности, существующую независимо от процесса познания. Причем диалектический материализм не отдает субъекту никакого предпочтения перед объектом. Материализм исходит из того, что не только объект, но и субъект представляет собой объективно существующую материальную действительность, развивающуюся по всем законам движения материального мира.
Объект и субъект существуют во взаимодействии, но познавательная деятельность субъекта есть лишь одна из сторон практическо-предметного освоения человеком реальной действительности. В то же время по отношению к объекту в процессе познания преследуется цель воспроизвести его свойства, как они существуют, независимо от субъекта и самого процесса познания. Причем — и это самое существенное — как субъект, так и объект познания историчны. Историчны и сам человек, и та действительность, с которой встречается человек в процессе познания.
Без учета социальных характеристик практической деятельности человека наше познание не поднимется до отражения объективной реальности, оно даже не достигнет уровня самосознания. Ведь из утверждения представителей псевдоматериалистических концепций вытекает следующее: если, мол, объективно существующая реальность — продукт человеческой деятельности, то, значит, эта реальность — составная часть человеческого существования. Следовательно, всякий процесс познания является прежде всего процессом самопознания. И в процессе самопознания субъект выступает как общественный субъект, потому что он представляет определенное общество, пользуется сформированными в обществе методами познания. Поставив самого себя в положение объекта, субъект в ходе познания познает себя как представителя определенного общества. «Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку», — говорил К. Маркс.[73]
Абстрагирование ревизионизмом процесса познания от социальной обусловленности есть не что иное, как попытка пересмотра материалистического метода духовного воспроизводства и практического преобразования объективно существующей действительности. Такая попытка не только подрывает материалистические позиции марксистско-ленинской философии, но, естественно, наносит ущерб самой практике общественного преобразования. Определенные политические выводы, которые молодежь может сделать в результате такого пересмотра, способны и ее политическую деятельность направить в сторону отрицания необходимости преобразования капиталистической действительности.
Говоря о природе, приоритет которой по отношению к практической деятельности человека не есть нечто преходящее, нечто, что может исчезнуть с возрастанием человеческой активности в природе, К. Маркс объяснял: «Самое материю человек не создал. Даже те или иные производительные способности материи создаются человеком только при условии предварительного существования самой материи».[74] Какой бы ни был уровень активности отношения людей к природе, в продуктах человеческого труда «всегда остается известный материальный субстрат, который существует от природы, без всякого содействия человека».[75]