Тем не менее существуют те, кто стоит свои рассуждения именно вокруг этого предполагаемого парадокса. К примеру, подобные выкладки представлены в книге Кента Баха („Анализ самообмана“, Исследования философии и феномена», 1981), где предлагаются три способа уклонения от нежелательных мыслей, доступных сознанию субъекта: рационализация, уклонение, и заглушение. Которые идентичны изоляции, анкеровке, и отвлечению в человеческой жизни, выделенных Цапффе. Любой может ввести предмет в состояние самообмана, в зависимости от обстоятельств и необходимости. Само собой, эссе Баха не распространяет эти три категории самообмана на весь человеческий вид, как это делает Цапффе. По Цапффе, мы все является от природы и по необходимости ложными и парадоксальными существами, и должны были бы прервать свое существование в виду своей чуждости к этой действительности, поскольку не можем существовать такими как есть, и не можем так же существовать и другими, и потому должны ограничивать сознание, чтобы сохранить свое психическое здоровье.
В книге «Почему мы лжем: Эволюция обмана и бессознательного» (2007) Дэвид Ливингстон Смит исследует механизмы самообмана и отрицания, как индивидуальные, так и социальные, с точки зрения эволюционной психологии. Этот подход приводит его к выявлению механизмов, аналогичных названным Цапффе, и диагностирующих человечество как парадокс. Тезис Смита сводится к тому, что с целью адаптации и удобства самообмана и обмана других, в некотором отдаленном прошлом человеческий разум раскололся на два уровня — сознательных и бессознательных процессов. В этом смысле гипотеза Смита о процессе отрицания соответствует психоаналитической теории репрессий, посредством которой индивидуумы отрицают неприятные факты о себе перед самими собой, и в более широком смысле, перед другими. По сути дела Смит является психоаналитиком, это очевидно из его заявления о том что «вездесущая возможность обмана — это важнейшее измерение всех человеческих отношений, даже самых центральных: наших отношений с самими собой».
«Практика подобного обмана подразумевает подавление осознания самого факта обмана, включая самообмана сознания о той правде, которую оно раскрывает о человеческой жизни. Позиция Смита дружественна Цапффе, в том смысле, что человек осуществляет … более или менее осознанное подавление [выделено Цапффе] разрушительного избытка сознания. Этот процесс постоянен при пробуждении и в активные часы, это требования социальной адаптации и всего, что обычно считается здоровьем и нормальной жизнью. Психиатрия работает, исходя из допущения о „здоровом“ и жизненном как самого важного для личного плана. Депрессия, „страх жизни“, отказ от еды и прочее неизменно трактуется как болезненное состояние, требующее лечения. Однако такие факты являются посланием глубинной, непосредственной сути жизни, горьких плодов гениальности мысли или чувства в корне антибиологических тенденций. Это не болезнь души, но сбой защиты или отказ от нее, воспринимаемых — верно — как предательство высокого потенциала эго».
Цапффе рассматривал психоанализ как еще одну форму анкеровки, при этом не так важно, осознаем ли мы существование репрессивного механизма, или этот механизм действует полностью бессознательно. Для Смита и Цапффе результат один и тот же: окклюзия реальности (блокирование, аналогично «вертится на языке»). Еще один аспект, равно разделяемый Смитом и Цапффе, заключается в том, что их идеи о человечестве не поддаются научной верификации, ни сейчас, ни возможно вообще. Смит, по всей видимости, не понимает этого обстоятельства, поскольку на заключительных страницах своей книги выражает надежду, что в один прекрасный день, человечество, по его словам, «прорвется в реальность». В заключении «Последнего Мессии» Цапффе пессимистически сомневается в том, что подобное может когда-либо случиться, и это единственное разумный вывод, к которому он может прийти. Смит бы и сам мог усомниться в реальности своей мечты о прорыве человечества в реальность, поскольку весьма очевидно, что люди всегда будут нуждаться в подавлении, самообмане, и иллюзиях. Нам не стоит надеяться на достижение утопии, в которой мы перестанем отвергать реальность, которую сегодня подавляем. Да и кто, кроме пессимистов, станет задумываться, о возможности таких утопий?