Из посольства ничего не видели, его здание было расположено в глубине сада. Не появлялись поблизости и прохожие.
Андрей еще чувствовал, как сажали его в машину, а потом в памяти наступил провал. Когда он пришел в себя, в машине было темно. Рядом сидели двое. По тряске Андрей понял, что город с асфальтированными улицами остался позади; ехали по проселочной дороге.
“Куда везут?” — подумал Андрей. Он сидел не двигаясь; от малейшего движения голова, казалось, разламывалась на части. Наконец автомобиль остановился. Иса и Ашум вынесли Андрея из машины и направились к дому, стоявшему за глухим забором в стороне от шоссе. За ними кто-то шел. Постучали висевшим на калитке молоточком в металлическую скобу. В ответ раздался собачий лай.
Встречавший указал, куда поместить Дымова.
Матроса внесли в темную с низким потолком комнатушку. В углу одиноко стоял топчан. Тусклая лампочка едва освещала этот чулан. Андрей обдумывал случившееся. Так удачно выбрался из застенка, и вдруг все рухнуло, он снова в руках врагов. Моряк не мог простить себе неосторожность. Сейчас ему приходило в голову много способов связаться с посольством без всяких осложнений. Стоило бы дождаться выхода на улицу кого-нибудь из сотрудников посольства, подойти к нему и рассказать о себе. Что делать? Как держать себя? Сосредоточиться он не мог: ныла рана на голове, от веревок немели руки и ноги.
В коридоре зазвякали, точно шпоры, плохо прикрепленные к каблукам подковки. В комнату вошли Ашум и Иса. Иса зло посмотрел на Дымова, видимо не мог забыть полученный удар. Новый костюм на нем был измят, словно Иса не доставлял себе труда снимать его, когда ложился спать.
— Как поживаешь, арбаб? — спросил Андрея Ашум и раскатисто захохотал. Ему показалось, что он остроумно пошутил, назвав Дымова хозяином.
За ними вошел мужчина в белом халате с саквояжем и остановился у дверей.
— Пожалуйста, доктор, — пригласил его Ашум.
Врач осмотрел Андрея, торопливо промыл рану, наложил повязку и тотчас ушел. Следом вышли Ашум и Иса.
Через несколько минут опять раздался цокот подковок. Ашум и Иса принесли еду, поставили на стол перед кроватью поднос и освободили Дымова от веревок.
Рана болела, двинуть руками и ногами Андрей не мог, они словно одеревенели.
— Ешь, — сказал Ашум и, забрав веревки, ушел вместе с Исой.
Очень хотелось есть. Андрей покосился на поднос. Кусок зажаренной баранины, стакан чаю и свернутый, как салфетка, лаваш выглядели аппетитно, но моряк сдержал себя и не дотронулся до завтрака.
Приоткрылась дверь, в щели появилась голова Исы.
— Почему не ешь? — спросил он. Андрей не ответил.
Иса ушел и вернулся с Ашумом.
— Голодовка?! — угрожающе закричал Ашум.
Андрей по-прежнему не произнес ни слова.
— Пусть не ест, посмотрим, — многозначительно сказал Ашум, и головорезы вышли.
В соседней комнате их ожидали Югансон и Каземи.
— Смотрите, чтобы моряк, черт побери, не сбежал, как в Бендершахе от этих остолопов. Стоило не заплатить им месяц-два, как они стали относиться к моим поручениям наплевательски, — сказал он Каземи.
— Нельзя ждать доблести от солдат, которым мало платишь и которых плохо кормишь, — заметил Каземи и осекся, поняв, что допустил бестактность.
Югансон свирепо посмотрел в его сторону. Появились Ашум и Иса. Они изогнулись в почтительном поклоне и стали у дверей.
— Как дела? — спросил Югансон.
— Не ест и молчит, — елейным голосом ответил Ашум.
Совсем недавно Ашум сидел в тюрьме за убийство. Ему угрожала виселица. Югансон, искавший помощника, по совету Каземи остановил выбор на Ашуме и через знакомых чиновников помог ему выбраться на свободу. Ашум согласился выполнять любые поручения и подобрал себе в подручные старого друга Ису, неуловимого тегеранского карманника.
— Пойду поговорю с ним сам, — сказал Югансон и направился в каморку, где лежал Дымов.
Моряк понимал, что его не оставят в покое, но ему казалось, что придет опять Каземи.
— Господин Дымов, я пришел поговорить с вами по душам, — сказал Югансон по-русски.
Андрей был готов ко всему. Даже мускулы у него напряглись, словно предстояла рукопашная схватка. Вряд ли кто узнал бы сейчас в нем того весельчака, заводилу, каким его привыкли видеть на теплоходе. Лицо Дымова посуровело, взгляд стал напряженно-гневен.
~ — Положение ваше сложное, и неизвестно, что может быть впереди, — продолжал Югансон. — Иранцы, если вас задержат, осудят за контрабанду, избежите этого, вас арестуют свои по возвращении на Родину. Идет война. Нет времени разбираться в причинах вашего исчезновения с парохода, а терпеть сомнительного человека русские не станут. Вас расстреляют.
Югансон помедлил, словно для того чтобы дать время уяснить все, что он сказал, а потом продолжал:
— Donnerwetter, вы между двух огней. И только мы можем спасти вас. Мы, немцы, не воюем против русских, мы боремся с большевиками.
Югансон опять сделал паузу, наблюдая, какое впечатление произвели его слова. Андрей лежал неподвижно, закрыв глаза.
— Мы уладим дело с иранской полицией, — вкрадчиво проговорил Югансон. Ему показалось, что моряк подавлен. Еще немного, и он расскажет о том, что делается в Баку.
Немец уже предвкушал свой успех при докладе шефам. Он внесет ясность в вопрос, который тревожил их: что готовится в Баку — эвакуация заводов или вторжение в Иран?
— Но для того чтобы избежать суда за контрабанду, — продолжал он говорить Дымову, — вы должны подписать вот это заявление на имя иранских властей. — Под влиянием все возрастающей уверенности в том, что ему удалось сломить моряка, Югансон улыбнулся. Он вынул из кармана лист бумаги, помахал им, как платочком, и положил обратно. — В заявлении просьба снять с вас обвинение и дать политическое убежище. Война скоро кончится. На днях возьмем Москву. Захотите — вернетесь домой, там уже не будет большевиков.
Моряк открыл глаза, приподнялся на кровати.
— Чем я должен расплатиться за это?
— О, совсем ерунда! Перечислить суда, стянутые в Баку из других портов, и сказать, для чего это делается.
— Этого вы от меня не дождетесь.
Ответ был неожидан для Югансона. Хорошее настроение его моментально улетучилось.
— Советую подумать как следует, прежде чем отказываться, — бросил он, глаза его недобро заблестели.
— Лучше быть расстрелянным по ошибке, чем стать предателем, — и Дымов повернулся спиной.
Сильно толкнув ногой дверь, Югансон вышел. Появился Ашум.
— Последний раз спрашиваю: будешь говорить, собака? — крикнул он, останавливаясь возле Андрея.
Вошел Иса и тоже встал рядом. Дымов молчал, словно не слышал их.
— Иса, начинай, — приказал Ашум.
“Что они собираются делать?” — подумал Андрей, и слабость разлилась по всему телу.
Иса и Ашум связали Дымова, оголили ему спину.
Иса вынул из-под рукава жгут из бычьих жил, ударил, подождал, потом снова ударил. Удары сыпались один за другим. Дымов стиснул зубы. Ашум с ненавистью смотрел на моряка. Упорный. Из такого, пожалуй, ничего не вытянешь. Плакали денежки, обещанные Югансоном. Он махнул Исе рукой: погоди. Склонился над Дымовым.
— Ну как, довольно? Будешь говорить?
Собравшись с силами, Андрей повернулся в его сторону и плюнул в лицо. Ашум отскочил, выхватил жгут из рук Исы и стал бить Дымова куда попало — по спине, по плечам, по голове, ударил по ране, которую нанес кастетом Иса. Дымов выгнулся всем телом и, теряя сознание, распластался на топчане. Ашум бросил плеть, кивнул Исе:
— Приведи его в чувство.
Иса брызгал водой на лицо Дымова, рассуждал вслух:
— Осел. Чего упрямится? Не хочет порывать с родиной? С деньгами везде будет родина.
Вскоре в камере появился Каземи:
— Ты напрасно нагрубил немцу.
Андрей не ответил.
— Сам ты не найдешь выхода. Послушай меня. Немец обещал, если расскажешь о пароходах в Баку, он сделает так, что попадешь на родину реабилитированным в глазах своих соотечественников. Он имеет связи в полиции и сможет организовать официальную передачу тебя полицией в ваше посольство. Полиция заявит, что ты это время сидел у них, и извинится за твой арест по недоразумению. Не затягивай, Андрей, соглашайся. То, что ты пробыл под арестом несколько дней не по своей вине, не может тебя скомпрометировать.