Начавшаяся война подтолкнула не только Кордта и Вайцзеккера срочно перестроить ряды оппозиции внутри МИДа. Необходимость объединить усилия и действовать максимально согласованно и скоординированно осознали и в других секторах оппозиции. Были предприняты усилия добиться понимания между руководителями различных оппозиционных групп, а также обеспечить согласованность действий в целом. Именно в это время объединили усилия и фактически пришли к общему сотрудничеству Бек, который уже имел тесные отношения с Герделером и был одним из наиболее преданных и надежных его сторонников[20], и последний руководитель запрещенных свободных (социал–демократических) профсоюзов, правый социал–демократ Вильгельм Лейшнер. Лейшнер давно был знаком с генералом фон Хаммерштейном и теперь все более сближался с Герделером, а также с двумя главными антинацистскими фигурами в абвере – полковником Остером и адмиралом Канарисом. Была организована его встреча с Беком, который впоследствии посетил небольшое предприятие, построенное Лейшнером при помощи верных членов профсоюза. Также именно в первые месяцы войны выработался и сформировался единый фронт из ряда профсоюзов, руководство которых придерживалось различных политических взглядов. Объединение усилий и единство действий, которого не смогли достичь ни в годы монархии, ни во времена Веймарской республики, сейчас фактически было осуществлено, причем наилучшим образом. Теперь в одном ряду с Лейшнером находились такие люди, как руководитель христианских (католических) профсоюзов Якоб Кайзер, руководитель ассоциации служащих и продавцов (стоявшей на консервативных позициях) Макс Габерманн и руководитель профсоюзов Хирша–Данке–ра (либерального толка) Макс Леммер.
Разразившаяся война породила в профсоюзных лидерах чувство глубокой ответственности за то, чтобы обеспечить единство трудящихся Германии, и это единство выпестовалось и расширилось, несмотря на жестокие удары нацистского режима. Как уже упомянутые профсоюзные лидеры, так и многие другие, кто когда–либо пользовался авторитетом среди немецких рабочих, теперь предпринимали усилия, чтобы призвать своих сторонников к солидарности и ведению общей борьбы. Главной проблемой для лидеров рабочих было правильное понимание сути планируемого военного переворота; необходимо было ясно донести до немецких рабочих, что речь не идет о замене нацистского режима хунтой или реакционной диктатурой. В последние месяцы 1939 года между профсоюзными лидерами было достигнуто понимание, что в случае необходимости они поддержат военный переворот призывом к всеобщей стачке. Были направлены представители в главные промышленные центры, чтобы подготовить для этого благоприятную почву. Выглядело несколько иронично, хотя и вполне понятно и объяснимо с учетом сложившихся обстоятельств, что финансировал эти поездки промышленник Вальтер Бауэр, хотя их целью была организация и подготовка того, что является традиционным оружием рабочих против капиталистов, которого последние боятся больше всего – всеобщей забастовки[21].
Оппозиция в военных кругах в начале войны
Усиление оппозиции в МИДе, а также в политических кругах и обретение ею действенной силы были затемнены событиями, происходившими в то время в рядах оппозиции в военных кругах. В значительной степени из–за неудавшихся попыток добиться от Гальдера и Браухича выступления против режима представители оппозиции среди военных не сыграли какой–либо заметной роли во время дипломатического кризиса 1939 года. В самый разгар кризиса Гальдер решил оградить себя от настойчивых попыток своих друзей склонить его к действию и сумел настолько изолировать себя от окружающих, что вступить с ним в контакт оказалось практически невозможным. Он был последователен в своих взглядах. Даже в 1938 году Гальдер был настроен скептически относительно поддержки переворота широкими массами, а также рядовым и младшим офицерским составом вооруженных сил. Он настаивал на том, что благоприятная обстановка для успешного выступления может быть создана лишь в случае резкого падения авторитета Гитлера и веры в него, что могло произойти, в частности, в результате вражеских бомбардировок германских промышленных центров или серьезных военных неудач в самом начале военного конфликта. Но и в этом случае Гальдер возлагал надежды не столько на широкие народные выступления, сколько на то, что немцы просто признают как свершившийся факт быстро осуществленный переворот и убийство Гитлера.
Но если Гальдер не предпринимал каких–либо попыток к действию и так же, как и другие генералы, хранил полное молчание во время знаменитого выступления Гитлера в его горной резиденции 22 августа 1939 года, во время которого тот заявил о своем намерении напасть на Польшу, то другие военные отнюдь не были столь же бездейственны и пассивны. За две недели до начала кампании генерал Томас представил меморандум (адресованный Гитлеру) начальнику Верховного командования вооруженными силами – ОКВ, генералу Кейтелю. В нем говорилось, что нападение на Польшу неизбежно приведет к европейской и мировой войне, ресурсы и возможности Германии в которой будут значительно меньше по сравнению с ее противниками, тем более что следовало ожидать вступление в войну Соединенных Штатов на их стороне. Кейтель прервал чтение меморандума, заявив, что Гитлер никогда не допустит втянуть себя в мировую войну и что, по мнению фюрера, французы настроены слишком миролюбиво, а англичане слишком слабы, чтобы оказать Польше реальную и ощутимую поддержку. Что касается США, то они больше не будут таскать каштаны из огня для Англии, не говоря уже о Польше. На замечание Томаса, что все знакомые с международной обстановкой придерживаются другой точки зрения, Кейтель презрительно заметил, что тот позволил себе попасть под заразное и тлетворное влияние пацифистов, не верящих в величие Гитлера.