Фишер первым понял, что практическая реализация такого проекта является именно тем, в чем нуждается Англия в данный исторический момент. Уже в этом сказалось преимущество Фишера по сравнению с его германскими коллегами, до которых дошло то же самое только тогда, когда Англия приступила к практической постройке первого корабля такого типа. Собственное название этого первенца – «Дредноут» (Непобедимый) и стало названием всего этого типа кораблей, хотя уже после Первой Мировой войны в международном морском лексиконе в основном вернулись к традиционному наименованию, бытующему применительно к основному типу боевых кораблей еще парусного флота – линейный корабль, линкор.
«Дредноут» был построен в Англии всего за один год, спущен на воду 10 февраля 1906 года и полностью вступил в строй в 1907 году. Он еще не был спущен на воду, когда все остальные специалисты во всех флотах мира уже поняли, что это такое.
И тут возникла ситуация, которую явно не сразу осознали Фишер и прочие его умнейшие коллеги в Британском флоте: «Дредноут» настолько качественно превосходил все прежнее, что все старые корабли внезапно настолько устарели, что годились только к немедленному списанию. Это практически было почти эквивалентно тому, что все прежние боевые корабли всего мира вдруг сразу и одновременно ушли на дно! Вся гонка строительства кораблей, которой занималась Германия уже десяток лет, вдруг оказалась совершенно бесполезной! По-видимому, именно эта идея и привела английских адмиралов в такое эйфорическое состояние, что они не сразу поняли, что наиболее пострадавшей стороной оказалась не кто-нибудь, а Англия!
Действительно, арифметика весьма простая:
Сколько у Англии было современных боевых кораблей высшего класса в 1905 году?
– 65!
А у Германии?
– 26!
А сколько у них стало в 1907 году?
– Один у Англии и ни одного у Германии!
Конечно, если вычислять соотношение, то было 65:26, а стало 1:0 – т.е. преимущество стало бесконечным. Радость была недолгой, и закончилась в тот момент, когда стало ясно, что новый виток гонки вооружений начался теперь практически с нуля: отныне все морское преимущество Англии сохранялось исключительно за счет кораблей устаревших типов. Конечно, они не превратились в шлюпочки или лодочки, но и полноценными кораблями они уже не были.
Это оказалось шоком: отныне, фактически, сравнивать приходилось не наличные корабли, а производственные мощности судостроительных промышленностей Англии и Германии.
Да и другие страны, коль скоро им теперь приходилось сравнивать собственные силы с мощнейшими флотами в составе одного или нескольких кораблей, могли не на шутку задуматься: а не обзавестись ли и им самым мощнейшим флотом в мире?
Российские моряки даже прямо пришли к такой идее. Морской Генеральный штаб (МГШ), только что созданный в России в начале 1906 года, прямо заявил: «Мы без особого труда можем в несколько лет создать такой флот, который в состоянии будет бороться с германским». В войну «мы потеряли то, что уже непригодно для современного боя. Другие державы, в том числе Германия, не потеряли ни одного корабля от войны, но тем не менее все их прекрасные корабли, построенные до русско-японской войны, уже мало пригодны для современного боя, и им приходится создавать эскадренные броненосцы так же как и нам» – это было заявлено на совещании в Морском министерстве, где решался вопрос о том, что теперь делать с отечественной судостроительной промышленностью[725]. Одно только непонятно: почему российские моряки брались сравнивать свой флот с германским, а не прямо с мощнейшим английским?
Фактом остается то, что в те годы мания обзаводиться дредноутами охватила чуть ни весь мир, включая такие мощнейшие морские державы как Аргентина и даже Чили!
Если говорить всерьез, то даже непонятно, как же можно было в те годы сравнивать истинное соотношение сил флотов различных держав. Практика как критерий истины, почти ничего не дает в этом отношении: морские сражения Первой Мировой войны не привели в практическое противоборство основные силы борющихся сторон; единственное исключение – Ютландский бой 31 мая – 1 июня 1916 года, первая фаза которого завершилась практически вничью, после чего обе стороны (и англичане, и немцы) увели свои корабли в собственные базы. Так что арифметика так и продолжала оставаться чисто бумажной, хотя почему-то и считалось, что Британский флот сохранял свое преимущество и действительно практически осуществлял блокаду германских берегов.
Похоже, на самом деле, на то, что это было чистейшим блефом со стороны англичан, но никто, кроме десятка их высших адмиралов и морских штабников, а также нескольких английских министров, так и не понял, что это был именно блеф. Эти же, посвященные в данную тайну, хранили ее, как Кощей Бессмертный хранит свою смерть!
Повторяем, что никакое аргументированное мнение никакого военно-морского эксперта не может дать ответа на то, каково же было истинное соотношение тогдашних флотов Англии и Германии – уж слишком различными были качественно тогдашние корабли. Опасаемся, что не может помочь даже современное компьютерное моделирование. Да и к чему такое моделирование, если Вильгельм II решил в 1914 году крайне просто: держал почти весь свой флот, не выпуская из гаваней вплоть до самого конца войны – вот и все! Что же тут моделировать?..
А вот чисто политические действия тогдашних английских моряков и политиков весьма выразительны, и очень заставляют подозревать, что сами англичане вполне осознавали эфемерность собственного морского преимущества.
Выразилось это прежде всего в том, что радикальнейшим образом изменилось отношение англичан к России. Если с самых времен после разгрома Наполеона I и вплоть до Цусимского боя отношение англичан было примитивно простым: давить на Россию по всем точкам, в которых она сама пытается давить на Англию, то затем это изменилось. Возможно, это изменилось даже раньше: во время Гулльского инцидента, когда как раз Фишер и занял свой высший пост. Интересно, действительно, насколько связаны эти события и в какой именно связи они находятся! Но во время Портсмутских переговоров отношение изменилось уже очень заметно. Ведь никакие усилия Вильгельма, Рузвельта или Моргана не помогли бы Витте и России, если бы Англия (в совокупности с Японией) заняла бы непримиримую позицию и продолжала додавливать Россию насколько это было возможным. И, однако!..
Очень похоже на то, что уже в 1905 году англичане больше верили не в свой флот, а в сухопутную Русскую армию – и принимали все меры к тому, чтобы не довести до развала ни ее, ни само Российское государство.
Сэр Артур Никольсон, новый английский посол, появившийся в Петербурге в мае 1906 года, перед отъездом тщательно инструктировался всей британской политической верхушкой[726].
9/22 мая берлинский корреспондент «Таймс» сообщил о возможности скорого заключения англо-русского соглашения[727] – это стало сенсацией!
11/24 мая сэр Эдвард Грей, министр иностранных дел Великобритании, отвечая на запрос в палате общин по поводу публикации в «Таймс», заявил о «дружеских отношениях» между Россией и Англией и о тенденции к их сближению. Однако, похоже, что тут англичане забежали несколько вперед: предложенный ими дружеский визит Британского флота в столицу России был вежливо отклонен[728]: российскому правительству было не до дипломатических визитов иностранных флотов – свой собственный Балтийский флот составлял первоочередную проблему для правительства. Действительно, спустя месяц состоялся разгон I-й Думы, а в ответ были подняты восстания моряков в Кронштадте, Свеаборге и Ревеле. Они, правда, были тут же подавлены (ничего удивительного: в Кронштадте, например, восстанием руководил сам Азеф, но удивительно то, что эта сторона его деятельности так никогда и не подверглась анализу ни современников, ни историков!).