Павел расстался с табельным «ТТ» и с верхней одеждой – в здании было на удивление тепло.
– Поднимитесь на второй этаж, товарищ майор, и ждите в коридоре, вас вызовут.
Ждать пришлось долго. Коридор освещал мутный свет. Он сидел на лавочке, придвинутой к стене. Конечности затекли, в голове витали беспокойные мысли. Он уже жалел, что не покурил перед отбытием – никотиновый голод ощущался все сильнее. Майор поднялся, прошелся, чтобы размять ноги. Часовой в глубине прохода напрягся, пришлось вернуться. Очевидно, важная персона прибыла не только по его душу (кому интересен обычный контрразведчик?).
Наконец вышел подтянутый военный с погонами подполковника и вежливо уточнил:
– Романов Павел Сергеевич?
– Так точно… – Он поднялся, пальцы машинально прижались к строчкам на галифе.
– Прошу. Вас ждут.
Меньше всего это смахивало на арест. Оснований не было (хотя когда это останавливало следственные органы?). Майор был в курсе происходивших в стране событий, но никогда не задумывался об их причинах и был послушным винтиком в отлаженной машине.
Он вошел в кабинет. Подполковник посторонился, закрыл дверь с обратной стороны. Кошки скребли на душе, чесалась лопатка. А до нее невозможно дотянуться ни с какой стороны.
– Проходите, майор, присаживайтесь, – прозвучал усталый голос.
Кабинет принадлежал человеку с положением. Мужчина сидел за широким столом и размашисто что-то писал в свете настольной лампы. Какое-то время спустя он вставил перьевую ручку в чернильницу и поднял голову.
В горле у майора пересохло. Он ненавидел подобное состояние, когда мечтаешь оказаться где-нибудь подальше: под минометным обстрелом, под кинжальным огнем обозленных диверсантов. Впрочем, рога у представителя власти отсутствовали. Он был того же возраста, что и Романов, может, немного постарше, темноволос, имел небольшие залысины на лбу. Темные глаза разглядывали визави из-под густых бровей. Мужчину звали Виктор Семенович Абакумов, и он являлся бывшим начальником Управления особых отделов, а с апреля текущего года – начальником Главного управления контрразведки СМЕРШ, входящего в структуру наркомата обороны. Товарищ Абакумов подчинялся лично товарищу Сталину и считался непререкаемым авторитетом в узких кругах работников ведомства.
– Полагаю, вы меня узнали, майор? Представляться нет смысла?
– Никак нет, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга.
– Садитесь, майор, просил же…
Абакумов закрыл папку. Сверху положил другую, раскрыл ее. Стал читать, изредка поднимая глаза. Собственное личное дело Павел никогда не видел, так что выпала возможность полюбоваться. Он неподвижно сидел на стуле. Его удивление росло. В происходящем было что-то абсурдное – где он и где влиятельный глава всесильного ведомства!
– Чаю хотите? – спросил Абакумов.
– Спасибо, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга, воздержусь…
Павел закашлялся. Абакумов пожал плечами.
– Дело хозяйское. На нет, как говорится, и суда нет…
Абакумов слегка улыбнулся. Этот человек тоже мало спал, вел беспокойный образ жизни, питался от случая к случаю. Вряд ли он прибыл в Ленинград только лишь затем, чтобы встретиться с майором.
– Постараюсь вас не задерживать, быстро введу в курс дела. Итак. Вы Романов Павел Сергеевич, тысяча девятьсот десятого года рождения, уроженец Ленинграда… Тогда еще, разумеется, Петербурга. В Гражданской войне по понятным причинам не участвовали. С тысяча девятьсот двадцать девятого по тысяча девятьсот тридцать второй годы проходили срочную службу в РККА, потом поступили в только открывшийся в Москве институт по подготовке дипломатических и консульских работников, – Абакумов оторвал голову от текста и с любопытством воззрился на собеседника, – куда в те годы активно набирали выходцев из рабоче-крестьянской среды. Но вы ведь у нас из другой среды… – Абакумов замолчал, как бы предоставляя слово собеседнику.
– Да, это так, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга. – Майор снова закашлялся, затем продолжил уже твердым голосом: – Я был единственным ребенком в семье. Отец и мать много лет провели на дипломатической службе. Отец работал с товарищем Воровским. В двадцать третьем году, когда Воровского убили в Лозанне, отец находился рядом с ним, он входил в число делегатов Лозаннской конференции. Супруга Вацлава Вацлавича умерла от потрясения, моя мама до последнего находилась рядом с ней. Я еще был мал, понимал немного. Отец работал в дипмиссии в Германии – тогда еще в Веймарской республике. Мама трудилась секретарем в посольстве. Потом мы переехали в Прагу, затем в Лондон. Отец быстро продвигался по карьерной лестнице. В Лондоне я посещал советскую школу при посольстве. Когда мы вернулись в Союз, отец преподавал в институте и мама работала там же. Я поступил в институт под их давлением – не испытывал тяги к дипломатической службе. Проучился два года и… решил не продолжать. Но иностранные языки родители в меня вбили.